уверена?
– Конечно, – улыбаюсь и выдыхаю. Это единственный шанс избавиться от Леши и моей больной любви. Оборвать все концы окончательно.
***
– Ты уверена, что это правильное решение? – мама стоит за моей спиной, разглядывая подол длинного белого платья.
– Более чем, – киваю, но даже не смотрю в зеркало. Честно, мне плевать, во что я буду одета.
– Герда Брониславовна, Тим с ума по ней сходит, – вклинивается Поли, но маму ее аргумент явно не впечатлил. Она прекрасно видит мою дерганность и полную отстраненность от происходящего.
– И все же стоило подумать чуть дольше, – ма хочет дожать, но я ей этого не позволю. Все это началось, когда она случайно встретила Кирсанова в бутике мужской одежды. Заглянула купить папе галстук, а там такой сюрприз. Ну или спланированная Лешенькой акция. Со мной-то он больше не виделся. Я всю неделю просидела дома. Выходила гулять в сад и не высовывала нос за пределы участка в страхе наделать глупостей. Не знаю, что он ей там наплел, хотя мама всегда относилась к нему хорошо. Сейчас ничего не изменилось.
Но только вот после этой дурацкой встречи и начались эти вопросы. Она думает, что я выхожу замуж назло Кирсанову. Я же просто иду в стабильное будущее. Шагаю от бедра.
Кручусь вокруг своей оси, а девушка-администратор приносит маме стакан воды.
Схожу с небольшого возвышения и скидываю туфли. Консультант свадебного салона быстрее молнии убирает их в коробку, а у меня дико болит голова.
Полька чмокает меня в щеку, прощается и, не отрывая уха от телефона, вышмыгивает за дверь. Она прилетела специально на мою свадьбу. Разворачиваюсь к маме, беру с банкетки коробочку с сережками и провожу пальцем по драгоценным камням, тороплюсь, движения выходят рваными.
– Мам, ты езжай домой, я хотела еще к Эммке заглянуть, обговорить пошив платьев для подружек невесты.
Вообще, последние дни все летит с бешеной скоростью. Организация банкета, церемонии росписи, декор, все эти платья, стилистика… жутко раздражает. Вздыхаю и только теперь понимаю, что невесты себя так не ведут. Они радуются всем этим заботам, а я готова застрелиться.
– Не руби с плеча, – вдруг выдает мама.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь? – раздосадованно захлопываю коробку с украшениями и кладу ту на стол.
– Предостеречь от необдуманных поступков. Иногда нужно поговорить, рассказать о чувствах, не врать, чтобы потом не жалеть. Мы все хотим учиться на своих ошибках – понимаю, – мама тепло улыбается, – но у тебя еще есть время отказаться и закончить этот цирк, – раздраженно кивает на платье, в котором я тут стою.
– Спасибо за «теплые» поздравления, – бурчу.
– Тей…
– Мам, не начинай. Я знаю, что у тебя была сложная судьба и ты, как никто, знаешь, о чем говоришь. Но, мамочка, это же моя жизнь, понимаешь? Моя.
– Конечно твоя, – касается ладонью моей щеки, – ты такая красивая, смелая, открытая и добрая девочка. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Просто счастлива.
От этих слов внутри становится пусто. Мне так паршиво.
– Я не могу, – пищу и срываюсь на слезы, – не могу, понимаешь? Я так хочу, не могу с ним, потому что боюсь, так боюсь, что все повторится… но и без него я тоже не могу. Прошло три года, чертовы три года, но я так и не смогла. Я размазня, настоящая размазня. Он жил там, веселился, а я тут умирала. Что мне делать? Как это пережить? Я хочу выйти замуж. Я хочу забыть, пойми, просто хочу забыть.
Мама понимающе кивает, гладит мою спину и глубоко вздыхает.
– Вы с ним говорили?
– А разве есть о чем? – качаю головой.
– Возможно.
– Я хочу стабильности и спокойствия. Я устала быть на втором плане, устала раз за разом вырывать свое сердце. Мне больно.
– Не плачь, – мамины руки обнимают, она притягивает меня к себе, – не плачь. Все будет хорошо. Мы всегда рядом, мы всегда тебя поймем и поддержим, что бы ни происходило.
– Я знаю.
– Умойся. Я тебя подожду, поедем вместе.
– Не надо, я сама, хочу побыть одна.
– Ладно.
Мама надевает пальто, которое ей подают, и, перекинув ручки сумки через локоть, уходит. Я слышу, как с ней прощаются на рецепции, и шагаю в туалет. Платье не снимаю, плевать. Я всего лишь умыться.
Иду по коридору, а потом взвизгиваю от ощущения рук на своей талии, мгновенно оказываясь внутри небольшой комнаты.
Рассеянно осматриваюсь, впиваясь глазами в Лешу. Он стоит у двери, закрывает проход собой, убирая руки в карманы брюк.
– Что… ты? – смотрю на Кирсанова исподлобья. – Зачем? – оседаю на кресло у окна, но в ту же секунду резко с него подскакиваю. Внутри все переворачивается. Зачем он пришел? Кто его просил?
Губы подрагивают, предают. Сейчас, здесь, в этом моменте. Сглатываю сухой ком собственной никчемности. Она смешана с болью – дикой, разрывающей тело на молекулы болью. Наступает отрицание, ведь я так не хочу верить в то, что он настоящий. Но, стоит только вытянуть руку, провести пальцами по татуированному запястью, зная, что этот переплетенный узор идет выше, под темный рукав пиджака, заканчиваясь в области груди, я убеждаюсь, что он рядом. Когда-то там было набито и мое имя, три буквы под самым сердцем. Было или есть до сих пор?
– Ты действительно это сделаешь?
Он смотрит в глаза, а я хочу отвернуться, спрятаться. Мне больно, так больно от понимания, что все осталось в прошлом и мы уже ничего не сможем вернуть.
– Да, – киваю, крепко сжимая его ладонь. Она такая теплая, сейчас она мое спасение. Пара минут, у нас в запасе всего пара минут, ничтожно мало…
Эти прикосновения обжигают. Меня трясет, а он… он просто смотрит и, как всегда, ни черта не видит.
На его лице лисья улыбка, но сегодня она печальна. Сжимаю руки в кулаки, нарочно вспоминая тех моделей, с которыми он был эти годы. Кажется, моя ревность до сих пор жива. Она, как и когда-то, кровожадна и не знает пощады, медленно испепеляя тело. Голова становится тяжелой, внутри противный писк, слишком громко, хочется зажать уши ладонями, но я этого не делаю.
Меня убивает одна лишь мысль о том, что он прикасается к кому-то так, как это было со мной. Я всегда его ревновала, до истерик, бешеных криков, скандалов и безумного примирительного секса в конце. Я была одержима.
Мы не виделись три с половиной года, но кажется – прошла целая жизнь. Он повзрослел, стал серьезнее, один этот костюм, как саркофаг, навеки похоронил в нем того мальчишку, которого я когда-то
