Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
решительно отвергает любые формы показной демонстрации богатства («Я предпочитаю придерживаться антисимволов»). Особенно он озабочен тем, чтобы не походить на представителей золотой молодежи. «Они совершенно тупые, особенно если выросли в России, – с раздражением говорил он. – Их волнуют только машины и шмотки, которыми я вообще не интересуюсь». Выпускник Йеля и Гарварда, раньше Денис работал банкиром на Уолл-стрит, а теперь занимается инвестированием в IT-стартапы. Его раздражают невежество, снобизм и равнодушие ко всему и вся за пределами элитного мирка: «Всё, что они знают в Нью-Йорке, – это самые дорогие рестораны и ночные клубы на Манхэттене. Их вообще не интересует, что происходит вокруг».
Столь резкая антипатия Дениса к золотой молодежи небезосновательна – он хорошо с ней знаком: «В Москве мне приходилось сталкиваться с этим миром, и я очень рад, что оставил его в прошлом». Он всячески старался подчеркнуть, что его собственное детство проходило не только в среде нуворишей. Родители, выходцы из советской интеллигенции, не стали отправлять Дениса в частную школу: «Я ходил в обычную государственную школу в центре Москвы. Это довольно известная школа, но там учились разные дети, не только дети богатых. У нас в школе не было принято хвастаться деньгами, это не одобрялось».
Дети могут высокомерно выпендриваться богатством своих родителей, не осознавая этого, – просто потому, что считают его нормой. Шерман обнаружила, что многие состоятельные нью-йоркские родители пытаются избежать именно этого. Ограничивая потребление материальных благ и регулируя образ жизни детей, такие родители надеются также умерить их чувство превосходства, предотвратить появление ощущения, будто они обладают непререкаемым правом на богатство. Еще одна составляющая этой стратегии, выявленная Шерман, состоит в том, что богатые родители дают детям возможность общаться с детьми из других социальных слоев. Поступая так, родители стараются показать, как выглядит «нормальная» жизнь, чтобы дети научились ценить свои привилегии, а также развили в себе ответственность перед обществом и в частности перед людьми, имеющими гораздо меньше[316].
Отец Дениса использовал похожую родительскую стратегию. Он с раннего возраста отправлял сына в летние лагеря, где отдыхали дети из сибирских нефтяных городков. Но его воспитательные намерения отличались от целей богатых нью-йоркских родителей, опрошенных Шерман. Дениса учили быть лидером. «В лагерях мы в основном занимались тем, что моделировали государство со своей экономикой, президентом, парламентом, компаниями, заводами и всем прочим, – вспоминал Денис. – Одним летом я был бизнесменом, другим летом – парламентарием и много кем еще». Другими словами, отец хотел научить Дениса утверждать себя среди сверстников из разных социальных слоев.
Несмотря на целенаправленное развитие лидерских качеств в детстве, присущее Денису чувство превосходства проистекает из других источников. Он испытывает это чувство по отношению не только к низшим классам (к тем, с кем ему доводилось сталкиваться в летних лагерях), но и к своим сверстникам из числа золотой молодежи. «Мне повезло в том, – произнес он с некоторой нервозностью, в который раз отбрасывая с лица длинные, до плеч, волосы, – что мне никогда не приходилось никому ничего доказывать или что-то демонстрировать, потому что всем и так было ясно, кто я такой».
Денис был прав. Конечно, все знали, что его отец входит в число самых богатых людей мира. Однако сын обосновывает превосходство не богатством отца и не тем, что тот сумел разбогатеть в мгновение ока, а элитарностью своей семьи, принадлежащей к московской интеллигенции и имеющей в своих рядах известных ученых. Эта семья практикует скромность и другие ценности, предписываемые советским представлением о культурности: «В нашем семейном кругу всегда считалось, что мы не должны следовать за массовыми модами. У нас никогда не потакали всем этим вещам [чрезмерному потреблению]. Наверное, это в нашем характере или семейной культуре».
В этом самообмане есть элемент правды. Богатая семейная история, воздвигнутая на интеллигентском наследии советской поры, служит надежным ориентиром. Руководствуясь этосом новой скромности, родители Дениса успешно привили сыну интеллигентскую идентичность, ориентированную на интеллектуальную независимость. Большие деньги здесь воспринимаются как базовое условие, которое позволяет поддерживать присущую интеллигенции свободу.
К концу нашего разговора Денис выразил мысль, которую я слышала и от других детей богатых русских. К моему удивлению, в их историях крайне редко звучали рассказы о подростковых бунтах. Денис подтвердил мое наблюдение: «В России подобное распространено гораздо меньше, чем на Западе, где с этим просто беда». Не без гордости он сообщил мне, что не бунтовал ни в подростковом, ни в более позднем возрасте, и подчеркнул, что его младшая сестра тоже не проходила через такое. «Хотя постойте, – сказал он после небольшой паузы, – кое-что было». Он признался, что в юности ударился в консюмеризм: «Когда мне было пятнадцать, я придавал большое значение моде». Но родители не слишком возражали против этой страсти, добавил он. «А потом был период, когда я по-настоящему увлекся сноубордом. Но и здесь родители поддержали меня».
Из слов Дениса мне стало ясно, насколько далеки мы друг от друга в нашем понимании подросткового бунта, который для меня предполагает ту или иную степень отрицания взглядов и образа жизни родителей и неизбежную политизацию. Как объяснил Денис, у него и его сестры не было причин бунтовать, потому что их детские годы были «просто идеальными». Он хочет, чтобы и у его детей было такое же идеальное детство.
Образование
Среди богатых русских принято отправлять детей учиться в западные школы и университеты. Если в 1990-е годы это не в последнюю очередь мотивировалось заботой о физической безопасности, то с 2000-х стало вопросом моды и личных предпочтений. Согласно исследованию, проведенному Школой управления Сколково в первой половине 2010-х, 60 % детей из российского высшего класса полностью или частично получают высшее образование за рубежом[317].
24-летний Андрей начал учиться в московской государственной школе, а в 12 лет родители перевели его в частную школу в Швейцарии. На тот момент его отец занимался созданием компании, крупнейшей в своей отрасли и второй по объему производства в России. «Почему отец отправил меня в Швейцарию? Так было модно… тогда все так делали», – ответил мой собеседник, намекая, что его родители приняли это решение без особых размышлений.
Медиаменеджер Дмитрий Киселёв отправил старшего сына в школу Блокхэм в Оксфордшире, чтобы тот закончил там два старших класса, но вскоре пожалел о своем решении. Школа была маленькой, но недешевой – Киселёв счел необходимым подчеркнуть, что в то время это была вторая или третья по дороговизне школа Англии. Его сыну там не понравилось, он страдал
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
