своей смертью, подлец, чего только ей не оставил, скотина, а она, Порошина, хвать — и Антона, безвольного, слабохарактерного — цап, и отняла у Софьи Петровны Егаевой, жизнь которой никогда не была сладкой, бараки, нищета и как раз незаконно репрессированные в бедной семье, хотя номенклатурщики явно больше заслуживают репрессий — хоть законных, хоть незаконных.
— Сволочь! Дрянь! Сволочь!
Грозовая туча набухала-набухала — разрядилась. Но мир вот он, стоит блестящий, промытый, а тучи больше нет, никто о ней и не вспомнит.
Говорить Жуневу, кого нашел на фотографии с Переваловым, Покровский пока не стал.
7 июня, суббота
Покровский оказывался в церквях гораздо чаще Насти Кох, даже был крещен в детстве, хотя креста, конечно, не носил. Только что в Свердловске — по уговору сестры — посетил божий дом с краткосрочным визитом. Но в храме на «Соколе» ему оказываться не доводилось. Большая церковь, много людей.
Бога Покровский не сказать что чрезмерно одобрял, скорее не одобрял. Последний раз он его довольно активно не одобрял, допрашивая вчера несчастную Софью Петровну.
А смерти и болезни детей — о чем говорить. Если бог существует и допускает, например, смерть ребенка от голода, то это не бог, а фуфло какое-то, или жестокий режиссер-экспериментатор, карабас мейерхольдович, что противоречит всему, что думают о боге те, кто его норовит написать с большой буквы.
С другой стороны, верит-то человек, если впрямь верит, от всей души, и как в процессе горения выделяется тепло, так и в процессе веры выделяется, наверное, какое-то тоже тепло. Если человек способен согреть им хотя бы себя, то пусть… Не много в жизни тепла-то.
Свечница занята, снует, собирает в паникадилах освечины, тягучая карамельная полутьма, заунывные чтения, чахлые фигурки верующих, одетых большей частью в серое и черное, душный запах ладана. Нужно было, конечно, прийти к окончанию службы, но Покровский не знал точно, когда закончится. Свечница не выразила видимого неудовольствия, согласилась выйти сейчас. Свежий воздух, высокое небо, воробьиный гам, детские голоса с Ленинградки.
— День жаркий будет, — начал Покровский с погоды, затушевывая таким манером свое смущение. — Под тридцать сегодня обещали.
— Если вам непривычно в храм, не надо себя сразу заставлять. В другой раз, может быть, задержитесь дольше, а сегодня зашли — и хорошо, — ответила свечница неожиданно низким, практически мужским голосом.
Покровскому стало стыдно, что маленькие черные глаза свечницы показались ему поначалу слишком цепкими, даже злыми. Говорила свечница Малафеева спокойно, неторопливо, и, если зажмуриться, можно представить, что с тобой беседует какой-то высокий религиозный чин. Незаметно разговорились о житейском, Покровский рассказал, что напротив его дома ремонтировали теплотрассу, оставили бесхозным рулон стекловаты, два пацана в шортах решили рулон пофутболить и даже в больницу в итоге попали — все ноги в крови и стекле. Покровский, получив эту информацию от Эвелины Октябриновны, никому ее не передавал, а тут вдруг само собой вышло.
Свечница согласилась, что безобразия, конечно, случаются в жизни, вот, например, рядом с церковью открылся театр в подвале, и его сотрудники утащили из церковной ограды небольшой колокол, а получить его обратно не получается, поскольку у руководства театра особые отношения с райкомом. «Безбожники там засели, несчастные люди, сами не ведают, что творят». Но число прихожан постоянно растет, и это хорошо, а еще дебатируется вопрос о перекраске храма в красный цвет, более традиционный. Эта новость скорее нейтральная. Сама Малафеева довольна и желтым, но уж как Бог даст.
О смерти Варвары Сергеевны Кроевской свечница не знала. Опечалилась, лицо ее посерело, перекрестилась. Спросила, тихой ли была смерть, спокойной ли. Покровский соврал, что спокойной. А может и не соврал — сам не знал. С религиозной точки зрения может и плохо умерла Кроевская, «без покаяния», а с житейской — не мучилась, а это важнее.
Свечница охарактеризовала Варвару Сергеевну как женщину светлую, кроткую, искренне верующую.
— Детишек ей Бог не дал. И обидели ее еще… Сами, наверное, знаете.
Покровский кивнул, это речь шла о лагерях за просто так.
— Но она не озлобилась, не отвернулась.
— Вообще о ней говорят как о человеке очень нелюдимом.
— Может, эти нелюдимые сами, которые так говорят… — возразила Малафеева.
— Она одна всегда приходила?
— Храм не кабак. Чаще одна, конечно, коли детишек и внучат нету. Приходила как-то с сослуживицей, а еще несколько раз была с подругой… Вот имени сейчас не упомню. Представительная дама.
Ага! «Величественная» — так соседка на Красноармейской подругу Кроевской назвала.
А где величие с представительностью, там и ценности с преступлениями.
— Представительная? Что это значит?
— Видно, при средствах. Зимой была в шубе. Мирское… А они ведь там познакомились, я вспомнила.
— Где? — не понял Покровский, но тут же понял. — А, ясно. А как ее звали — совсем не упомните? Может вспомните?
— Нет, не помню. Но она говорила, что прихожанка Живоначальной Троицы.
— И… — Покровский не сразу сообразил, что это значит.
А значило это, что подруга Варвары Сергеевны живет, вероятно, близ метро «Университет».
Вот это и называется «с божьей помощью»!
Об иконах никаких не говорила? Что у нее, например, ценная икона есть? Нет, такого не помнит свечница.
Зато напоследок то ли вспомнила, то ли померещилось, что вспомнила (сама так и определила статус своего сообщения), что имя у подруги Варвары Сергеевны было простое… Возможно даже тоже Варвара! Но может и ошибаться.
Суббота сегодня. В почтовых отделениях нет, наверное, начальства, или оно до середины дня. Ладно, оперативность не надо путать с суетой, подождут почтовые отделения вокруг «Университета» до понедельника.
Сначала у Покровского был план после церкви нагрянуть в квартиру тринадцать, задать Бадаеву невзначай вопрос, что он делал поздним вечером девятнадцатого мая на месте грядущего убийства Нины Ивановны Ширшиковой. Имени-фамилии жертвы Бадаеву знать было неоткуда, конечно. Вот заодно и узнает. Но Семшов-Сенцов сообщил, что Бадаев придет на игру на «Динамо». Из Хабаровска привезли армейского ветерана, Бадаев к нему приставлен. Ветеран захотел на матч вечных бело-голубых конкурентов, которым он сам незадолго до войны как-то положил две плюхи. Хорошо. Гораздо невзначайнее и, возможно, эффективнее выйдет встретить Бадаева на стадионе.
Так что можно сейчас немножко прогуляться, навести порядок в мозгах. Посмотрел на стенде газету: извержение вулкана на Камчатке, новые отряды москвичей на БАМе, в выставочном зале Союза художников выставлена живопись космонавта А. Леонова (всюду протискиваются покорители бездн!), в МГУ завершилась конференция по миграции птиц, синоптики обещают в столице температурный рекорд (хочется верить, что как всегда облажаются), кондитерско-булочный комбинат «Черемушки» приступил к выпуску нового торта со сладким названием «Чародейка»
