— Такое бывает после тех препаратов, которые тебе ввели через капельницу. Скоро станет лучше, — стараюсь успокоить дочь я.
— Почему мама не осталась со мной? Она не может смотреть, как я мучаюсь? — спрашивает Ася, ловко переводя тему.
Мама…
Так непривычно слышать, как она называет Дымку мамой.
Непривычно и в то же время до ужаса приятно.
На моих губах появляется улыбка, но она быстро стирается, сменяется нестерпимой болью.
— Мама неважно себя почувствовала, милая. Ей стало нехорошо, поэтому она поехала домой, чтобы отдохнуть. Она обязательно приедет к тебе завтра.
— И останется со мной?
Становится немного неприятно от мысли, что Дымка стала моей дочери дороже родного отца, но я тут же радуюсь, что так случилось. Я не могу ревновать, потому что любовь к матери — совсем иное чувство.
— Если ты хочешь, мы можем позвонить маме сейчас и поговорить с ней по телефону?
Ася улыбается и кивает. Улыбка на бледном лице выглядит настолько вымученной, что мне едва хватает сил, чтобы сдержаться и не дать волю эмоциям.
— Отлично. Тогда давай прямо сейчас это и сделаем, заодно узнаем, как мама себя чувствует.
Сначала я пишу Дымке сообщение, чтобы убедиться, что она не спит, и мы не потревожим ее звонком, но она сама набирает нас, и когда вижу ее, сердце снова сжимается. Мне кажется, что такими темпами от него скоро совсем ничего не останется. У Дымки красные опухшие от слез глаза, и я понимаю, как больно и тяжело ей в эту секунду. Жаль, что меня нет рядом. Впрочем, сейчас я нахожусь в правильном месте. Там, где и должен находиться.
— Мама, ты плакала? — подмечает Ася.
— Да, милая, у меня разболелась голова, и я немного поплакала, но все хорошо. Юлия Сергеевна заботится обо мне, и мне уже стало гораздо лучше.
Юлия Сергеевна — находка. Вторая нянька, которая занимается с Асей во время отпусков и выходных Юлии Сергеевны не такая чуткая и отзывчивая, как эта прекрасная женщина. Следует выписать ей хорошую премию за то, что возится с нами и сопереживает нашим бедам.
— А ты приедешь ко мне завтра?
— Да, солнышко, обязательно приеду. Я сегодня немного посплю дома, а завтра непременно приеду, чтобы навестить тебя.
Дымка и Ася разговаривают, а я ненадолго проваливаюсь в воспоминания. Перед глазами мелькают наши прошлые отношения с Дымкой. Как же много нежности и любви было тогда, как много страсти. Сейчас ничуть не хуже… Наверное, если бы не болезнь Аси, то мы бы стремительно старались наверстать упущенное, и проводили бы с Таней больше времени. На мгновение я думаю о том, как сложатся наши отношения, если моей дочери не станет. Конечно, я буду заботливым отцом для нашего малыша с Дымкой, но я сильно изменюсь. Эта потеря сломает меня, а я не желаю ломать Дымке жизнь, если так случится.
Тяжело вздыхаю, когда в палату входит медсестра и ставит Асе укол. Малышка еще какое-то время общается с Дымкой, а потом засыпает.
— Ты как? — спрашивает Таня, когда я забираю телефон из рук спящей дочери.
— Все хорошо. Юлия Сергеевна останется с тобой?
— Да, она заботится обо мне и боится оставлять меня одну. Но со мной все хорошо. Я посплю немного, хорошо?
— Да, конечно… Я люблю тебя.
— Отдохни тоже.
Дымка снова не сказала, что любит меня. Мы с ней попрощались, и внутри снова становится пусто. Любит ли она меня или простила из-за жалости? Из-за того, что стала чувствовать себя виновной во всем?
Сижу и наблюдаю за Асей, когда в палату заглядывает доктор. Легким движением головы он зовет меня выйти, и я поднимаюсь на ноги, практически не чувствуя под собой твердую поверхность. Мне ужасно не по себе от того, что он может сказать. Он говорил, что к вечеру сможет определиться с более точными прогнозами, и мне страшно.
Зачем зовет меня?
Что-то серьезное?
— Демьян, пришли некоторые важные анализы, и мне есть что сказать. Согласно ним состояние Аси ухудшилось из-за химиотерапии, оно и немудрено, что она почувствовала себя плохо. Показатели крови пока держатся, но это ненадолго. Изучив динамику прогрессирования болезни девочки, я хотел бы сообщить, что рождения вашего с Татьяной ребенка малышка уже точно не дождется. Нельзя нам говорить такое, но лучше вам просто начать жить дальше счастливо и наслаждаться каждым мгновением так, словно оно последнее.
Я задыхаюсь от нахлынувшей боли и начинаю дышать чуточку чаще. Голова идет кругом, словно мне кто-то удачно приложил по затылку. Хочется согнуться пополам, как от удара под дых.
Нет.
Этот удар куда сильнее.
— В нашем случае медицина уже бессильна, если только… — мужчина замолкает и просто пожевывает губами.
— Если только что, док?
— Если мы не найдем девочке донора, — заверяет он и после глубокого вздоха продолжает: — Завтра я отпущу вас домой, скорее всего. Прислушайтесь к моему совету.
***
Слова врача то и дело прокручиваются в голове, и я не могу даже спать толком, потому что не хочу двигаться дальше по заданному сценарию. Уже все известно. Сколько лет мы искали донора? И не нашли. Если химия не помогла, то нам уже ни что не поможет, и я почему-то теряю веру в чудо.
Стараюсь держаться из последних сил, но сложно делать это.
Очень сложно.
Утром Ася общается со мной в приподнятом настроении, но она не может бодрствовать долгое время. Дочь слишком слаба, поэтому по большей части она спит. Больничная нянька приходит к моей дочери, когда медсестра ставит ей капельницу.
— Вам, может, домой поехать и отдохнуть немного? На вас совсем лица нет… Или поспите на соседней кровати, пока я за Асей приглядываю, — заботливым голосом говорит женщина, но я отрицательно мотаю головой.
Она отлично понимает мое состояние, ведь видит немало таких родителей, как я… И немало смертей детей. Сердце падает куда-то в пятки, а затем каменеет. Не следует думать о смерти.
— Я позавтракаю в кафе, немного проветрюсь на свежем воздухе и вернусь, — говорю я и ухожу.
