– Здесь так темно… – сказала Рут. – Ни луны, ни звезд. Только ночь и туман. Возьми это. – Она протянула Ноэми фонарь.
Передав фонарь, Рут села у подножия статуи. Ноэми устроилась рядом.
– Не забывай открывать глаза, – напомнила Рут.
– Открой глаза, – прошептала Ноэми.
Так она и поступила, вынырнула из сна и, повернувшись к окну, увидела, что день уже наступил. Вечером этого дня ее выдадут замуж.
24
Все было ровно наоборот, как и бывает в фарсе: сначала банкет, потом церемония.
Семья собралась в гостиной. Фрэнсис и Ноэми в этом дурацком платье сидели рядом, Флоренс и Каталина напротив них, а Вирджиль во главе стола. Ни Говард Дойл, ни доктор Камминз не присутствовали.
Слуги зажгли свечи – больше, чем обычно, тарелки поставили на белую дамасскую скатерть. В высокие бирюзовые вазы поставили цветы. Конечно же серебряная посуда, но не та, которую чистила Ноэми, – кубки, тарелки и приборы были очень старые, наверное, их использовали для праздников сотни лет назад. Привезли из Англии, как и землю, чтобы заново собрать мир и править как хозяева.
Фрэнсис был в сером двубортном сюртуке, белой жилетке и по-старомодному завязанном темно-сером галстуке. Ноэми гадала, примерял ли этот костюм жених Рут. В любом случае вещи были не из этого времени. Для Ноэми в каком-то сундуке отыскали другую фату: белое тюлевое бандо, закрывающее лоб. Она не ела, только пила воду, надеясь, что та не отравлена. Волшебное правило тишины действовало и в этот вечер, но на сей раз оно устраивало девушку. Ноэми взглянула на Каталину, и та посмотрела на нее в ответ. Вспомнилась картинка из книжки со сказками: во время свадебного пира в зал заходит злая фея. На этой картинке дамы сидели в пышных платьях и высоких головных уборах, а кавалеры были в кюлотах и камзолах, шитых золотом. Девушка коснулась серебряного кубка и снова подумала о его возрасте. Если Говард жил три сотни лет назад, или четыре, или пять… он мог пользоваться этой посудой, когда она была новой, и ходить в нарядах под стать. Сколько раз он переходил в новое тело? Она взглянула на Вирджиля, и тот, перехватив ее взгляд, поднял бокал, что заставило Ноэми смотреть в тарелку.
Раздался бой часов, и все, словно по команде, встали. Фрэнсис взял Ноэми за руку, и свадебная процессия (как громко звучит!) направилась в комнату Говарда. Ноэми понимала, что сценарий не изменить, и все же заколебалась перед дверью; она так сильно сжала руку Фрэнсиса, что, наверное, сделала ему больно.
– Мы вместе, – сказал он по-испански.
Они зашли в комнату, и Ноэми едва сдержала рвотный спазм. В церкви царил бы запах ладана, а здесь – запах разложения, гнили.
Говард лежал на кровати, но на этот раз под покрывалом. Его губы почернели и покрылись гнойниками. У кровати стоял доктор Камминз.
Заметив Ноэми, Говард широко улыбнулся:
– Прекрасно выглядишь, дорогая. Одна из самых красивых невест, которых мне повезло увидеть.
Ноэми попыталась посчитать, сколько именно их было. А… неважно. «Еще одна красивая девочка в коллекцию», – так ведь сказала Флоренс?
– Верность семье вознаграждается, а дерзость наказывается. Помни это – и будешь счастлива, – продолжил Говард. – А теперь я должен вас поженить. Идите сюда.
Камминз отошел в сторону, и Ноэми с Фрэнсисом встали у кровати. Старик заговорил на латыни. Ноэми понятия не имела, что он говорит, но в какой-то момент Фрэнсис опустился на колени, и она последовала его примеру. У этого отрепетированного послушания было значение. Все повторяется, – подумала Ноэми. – Круг. Змея кусает свой хвост.
Говард протянул Фрэнсису лакированную шкатулку, и тот открыл ее. На мягком бархате лежали два высушенных желтых гриба.
– Вы должны их съесть, – сказал старик.
Ноэми взяла в руку крошечный гриб, Фрэнсис сделал то же самое. Девушке не хотелось класть гриб в рот – вдруг он подавит действие настойки, которую она принимала? – но еще больше ее беспокоило происхождение грибов. Где их сорвали, уж не на кладбище ли, где гнили трупы? Или он вырос на теле Говарда и его сняли чьи-то ловкие пальцы? Текла ли кровь, когда перерезали ножку?
Фрэнсис коснулся ее запястья, показывая, что она должна скормить гриб ему, что она и сделала. Потом настала ее очередь: Фрэнсис положил гриб ей в рот. Облатка причастия… От этой мысли девушка чуть не захихикала – не потому, что было смешно: она была на грани нервного срыва.
Быстро сглотнула. У гриба не было вкуса, но вино в чаше, поднесенной Фрэнсисом к ее губам, было тошнотворно-сладким, хотя глоток она сделала крошечный. Ее поразил аромат вина – не сказать, чтоб отталкивающий, но он удивительно дополнял запахи комнаты: запахи болезни и разложения.
– Могу я тебя поцеловать? – спросил Фрэнсис, и она кивнула.
Он наклонился вперед и нежно коснулся ее губ, почти незаметно, как паутинка, потом встал и подал руку, помогая подняться.
– Ну что же, давайте дадим напутствия юной паре, – сказал Говард, – пожелаем им, чтобы они были плодовиты.
Свадебная церемония на этом закончилась. Вирджиль махнул Фрэнсису, чтобы тот следовал за ним, а Ноэми вывела из комнаты Флоренс. Она провела девушку в ее же спальню, украшенную слугами: напольные вазы с цветами, длинные свечи в канделябрах и букет, перевязанный старой лентой, на кровати. В комнате пахло цветами и воском. Это была пародия на романтику.
– Невесты Дойлов всегда были порядочными девушками, добродетельными и скромными, – сказала Флоренс. – Происходящее между мужчиной и женщиной для них являлось тайной.
Ноэми в этом сомневалась. Говард был распутником, и Вирджиль такой же. Вряд ли они тянули до свадьбы.
– Я тоже девушка скромная, – ответила Ноэми, – но достаточно подкованная. Могу назвать все части тела.
– Тогда ты справишься, – без всякого выражения произнесла Флоренс.
Она намеревалась помочь Ноэми раздеться, но та оттолкнула ее:
– Я сама справлюсь, можете идти.
Флоренс недовольно уставилась на нее, но все же вышла.
Ноэми прошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало, затем вытащила булавки и бросила на пол фату. Снять платье из-за пуговиц на спине она не смогла.
Вернувшись в комнату, натянула поверх платья свитер и вытащила зажигалку, повертела ее в руках, чтобы успокоиться. Она чувствовала легкое головокружение. Ничего неприятного, не то что было в прошлый раз, когда она побывала в комнате Говарда. Вероятно, действие алкоголя… хотя она и не пила вино, разве что полглоточка во время церемонии.
Она посмотрела на пятно в углу комнаты. Теперь пятно не шевелилось, но по краю танцевали крошечные золотые искорки. Девушка закрыла глаза и поняла, что искорки были в ее глазах, словно она долго смотрела на лампочку.
Ей не хотелось с этим разбираться. Она села на кровать и, не открывая глаз, стала думать о том, где сейчас Фрэнсис, какие напутствия они ему дают. А во время церемонии? Бегали ли у него мурашки по спине, как у нее?
