были причинены повреждения разной степени тяжести.
Практически в каждой районной прокуратуре имелись уголовные дела о таких нападениях. Преступные действия носили однотипный характер: насильник нападал на жертву в позднее время, в малоосвещенных местах, руками сдавливал горло женщины, приводя ее в бессознательное состояние, переносил в укромное место и там насиловал. Однако в прокуратуре не торопились объединять эти дела. Потому что потерпевшие, оставшиеся в живых, описывали в своих показаниях абсолютно разных людей. В описаниях преступника фигурировали в одном случае рыжие длинные волосы, в другом — черные кудрявые, в третьем — русые короткие. Один из насильников, по словам потерпевшей, обладал атлетической фигурой, другой был худощав и жилист, третий — упитан. Все они были одеты абсолютно по-разному: то в пальто, то в куртку, то вообще без верхней одежды. Дошло до того, что по городу стали ходить слухи о целой банде потрошителей, причем — неуловимых.
Рыжих, русых и темноволосых насильников, худощавых и крепко сложенных, искали с утроенной силой. Милиция была приведена в состояние боевой готовности, народные дружинники патрулировали в парках и на темных улицах, приметы насильников были сообщены водителям таксомоторных парков, но все безрезультатно. Нападения на женщин продолжались.
Наконец все дела об изнасилованиях затребовали в прокуратуру республики и поручили изучить и обобщить их опытному следователю но особо важным делам при прокуроре Казахской ССР Г. Степанову. Дали ему неделю на ознакомление с делами, и вскоре он уже докладывал прокурору свои выводы.
Обобщив материалы дел, он выделил двадцать случаев нападений на женщин, совершавшихся, когда они, выходя из городского транспорта, подходили к своему дому. При этом потерпевшие говорили, что насильника они видели ранее в транспорте — в трамвае или автобусе; скорее всего, он заранее, присматривал тем себе жертву.
В каждом из выбранных Степановым случаев насильник обращался к женщине с каким-то вопросом: как пройти в магазин, на такую-то улицу, сколько времени. После этого сдавливал шею женщины руками, отчего женщины обычно теряли сознание или просто не могли оказать сопротивление, и преступник, пользуясь беспомощным состоянием жертвы, затаскивал ее в укромное место, где насиловал. Степанов без сожаления отбросил те дела, в материалах которых говорилось о примененном преступником орудии, будь то нож или камень. Заинтересовавший Степанова насильник никогда никакого орудия не использовал.
Еще одна интереснейшая деталь всех отобранных Степановым дел заключалась в необычном поведении преступника после совершения преступления. Он… старался успокоить потерпевшую, помогал поправить одежду, разыскать и надеть упавшие туфли. Более того, Степанов обнаружил два случая, когда, по показаниям потерпевших, туфли найти так и не удалось, и тогда преступник надевал на них свою обувь, а сам шел следом босой. Он назначал потерпевшим свидания; но никогда на них не приходил.
Имевшиеся у потерпевших ценности и деньги, иногда очень крупные суммы, он никогда не брал.
Если в материалах дела содержались сведения о том, что преступник применял какое-либо оружие, избивал женщин, а не душил их, отбирал ценности — Степанов такие дела откладывал в сторону.
В общем, все эти детали свидетельствовали о том, что отобранные Степановым преступления совершены одним и тем же лицом. Но сильным аргументом против объединения дел была разница в описании преступника. Почему при полном совпадении почерка так различалась внешность? Возможно ли, чтобы разные преступники до мелочей соблюдали одну и ту же канву поведения? И как объяснить, что потерпевшие, единодушно указывавшие на абсолютно идентичные поступки насильника, так расходились в оценке его внешнего вида?
Степанов предположил, что решений этой загадки может быть по крайней мере два. При вдумчивой оценке показаний потерпевших противоречия в их словах находили некоторое объяснение. Так, изменившаяся погода могла вызвать изменение прически. Волосы, обычно волнистые, под дождем могли распрямиться: различное освещение (а одно из преступлений было совершено в грозу, и потерпевшая оценивала цвет волос, виденных ею при свете молнии) повлияло на разницу в показаниях о «масти» преступника. Разная одежда, в которой преступник совершал свои злодеяния, и собственные габариты потерпевшей могли повлиять на восприятие телосложения нападавшего.
И кроме того, преступник, совершивший не одно преступление, скорее всего заботился об изменении своей внешности.
Обобщив показания о том, как выглядел преступник, следователь обратился к художнику, и тот, несмотря на противоречивые показания, смог вычленить из них что-то общее и нарисовал портрет насильника — своего рода «фоторобот».
Результатом проделанной Степановым работы стало объединение указанных им дел в одно производство и… поручение ему расследования.
Это решение совпало с задержанием в одном из районов Алма-Аты некоего Девятьярова за хулиганские действия: он погнался за девушкой, но догнать ее не смог, она успела добежать до своего дома, на ее крик выбежали родители и схватили преследователя. Узнав об этом задержании, Степанов загорелся проверить Девятьярова на причастность к серии изнасилований. Но его охладили тем, что Девятьяров ранее уже задерживался за мелкие правонарушения, и его уже успели предъявить на опознание шести потерпевшим. Ни одна из них его не опознала.
Степанова, однако, это не смутило. Он помнил, что одна из потерпевших (по делу об изнасиловании, совершенном за две недели до задержания Девятьярова) говорила о том, что ударила насильника два раза металлическим каблуком своей туфли по голове, отчего у него из раны пошла кровь, попавшая и на ее кофточку. Степанов осмотрел голову задержанного н обнаружил два довольно свежих рубца.
Дальнейшее, что называется, было делом техники, хотя техника, примененная следователем Степановым, тоже была весьма интересной. Он тщательно изучил личность Девятьярова и, разговаривая на темы, лежавшие в кругу его интересов, сумел установить с ним необходимый контакт. И понял, что на него можно воздействовать с помощью логики. И строя работу с Девятьяровым по каждому эпизоду изнасилований, расставлял ловушки, в которые тот в конце концов попался.
Так, у следователя в сейфе лежали вещдоки по другим делам, прикрытые газетой, и Девятьяров видел эту упаковку, когда следователь при нем открывал сейф. В один прекрасный день следователь записал в протокол очередные клятвы подследственного об отсутствии у него такого пальто и предложил ему снять бумагу с упаковки в сейфе. Девятьяров, к своему ужасу, обнаружил там свое пальто и понял, что в то время как он изворачивался, следователь тщательно заносил в протокол все его увертки, чтобы вот так изобличить его во вранье, раз пальто все эти дни уже лежало в сейфе. А на самом деле пальто было найдено не сразу, следователь просто поменял содержимое упаковки и использовал это обстоятельство в нужный момент. Девятьяров был сломлен и рассказал обо всех преступлениях, не забыв упомянуть, какие меры он принимал к изменению внешности. Оказывается,
