Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
К тому же, я терпеть не могу, когда во время процедуры мужики издают томные стоны. Лежи и молчи, козел, или храпи, черт с тобой, но не изображай здесь неземное блаженство, когда я на твоей морде прыщи давлю.
А этот придурок еще и выглядел совершенно запущенным: из тех, знаешь, что совсем не следят за собой. У него были крупные беспокойные руки, которыми он инстинктивно шарил в районе груди – как женщина, случайно застигнутая в момент, когда она лифчик натягивает. И время от времени он так панически вздрагивал, будто очнулся в подземке, и первая мысль: ах, станцию пропустил! «Боже, где я, кто это со мной?!»
И говорил, не умолкая, раздражая меня идиотскими вопросами: женственно ли он выглядит? Мне хотелось, как говорила покойная теть-Таня, «напхать ему по самые помидоры», прямо сказать: какая ты, к черту, женщина, ты – хрен моржовый! ты в зеркало на себя давно смотрел?
Но – клиент, ваше святейшество! – я культурненько так, можно сказать, виртуозно уходила от ответа, старалась перевести разговор в другую плоскость – чем, мол, занимаешься, Мэри, где работаешь? Хотя понимала, конечно: нигде он не работает, кому и на что он такой сдался. Но он вдохновенно принялся заливать мне о каких-то своих рецензиях в ревьью – по театральной, кажется, или киношной вроде бы теме, и продекламировал два своих стихотворения, таких же диких, как его клипсы. Я вежливо и уважительно поддакивала, раза три произнесла прохладное: «О?!» Интересно, думаю, а кто ему денежки на подобные сервисы выдает – мамочка? И как она себя чувствует при виде этих бус на крепкой мужской вые?
…А он, этот самый Мэри, разулыбался, разболтался… так что дважды я велела ему помолчать. Тогда, вытаращив глаза, он прижимал к губам указательный палец. Спросил, как меня зовут, и сказал:
– Я буду называть тебя Галè́н… тебе так нравится?
Господи, да называй ты, как хочешь, главное, заплати за сервис и чаевые добавь…
После процедуры пылко благодарил, прижимая к груди лапищи, сцепленные молитвенно, топтался вокруг меня и заискивающе улыбался. Видно было, не хотел уходить. Нашел родственную душу. Мялся, мялся и вдруг попросил накрасить его.
Я даже растерялась:
– Накрасить? В смысле… сделать макияж?
– Да-да! – воскликнул он. – Пожалуйста, настоящий макияж для настоящей леди. Пли-и-из, Галин, май дарлинг…
Ну, что ты будешь делать… Я увела его в уголок за занавеской, чтобы не пугать клиентов, усадила в кресло и минут двадцать разрисовывала, как бабу. Стоило посмотреть на это лицо, благоговейно запрокинутое под моими руками. На лицо, превращенное в нелепую маску. Рехнуться можно! Слышала бы ты этот разговор:
– И помаду… поярче, погорячее, а?
– Нет, это слишком вульгарно, Мэри.
– Ну, пожалуйста! Галин, май дарлинг…
– Господи, ты что, на карнавал собрался? Ты же такой утонченный… женщина…
И потом крутился минут пять перед зеркалом, украдкой репетировал разные выражения лица: то улыбался, то хмурил подведенные брови, то загадочно поводил своим длинным припудренным носом… Умора, да и только, я чуть не разревелась от жалости.
И когда вышел и проходил мимо огромного окна нашего салона, остановился и еще с минуту подглядывал за мной, будто проверяя мою реакцию на весь этот цирк. Да нет, не то, не так, все гораздо сложнее: лицо его напоминало партитуру какой-то сложной современной музыки – и гротескной, и трагической, и в чем-то издевательской… И молящей.
А я – ни гугу: стояла с нейтральным лицом у стойки. Листала журнальчик…
* * *
…Я так и думала, что ты заинтересуешься. Уж больно тема забористая, обоюдоострая…
Отвечая на твой вопрос, хочу кое-что уточнить. Не трансвестит, а транссексуал. Трансвеститы – это такой клубный планктон, где они в перьях-блестках-париках, а порой и в чем мать родила, пьют, танцуют, марихуанку пользуют – короче, расслабляются. И туда не только гомо-, но и гетеросексуалы наведываются: вот так скрутило мозги, что нравится мужику переодеваться в женщину, красить губы, ногти, парики трижды за вечер менять… Вечный такой Хэллоуин для испорченных детей. Ибо весело там, легко и свободно, по ту сторону морали, этой иссохшей подыхающей твари, что душит нас всю сознательную жизнь. Ты себе вообразить не можешь, какие неожиданные провалы в бессознательное сулит такая внезапная свобода.
…Другое дело – транссексуалы. Это – демоны, несчастные создания, которые не могут осознать себя до конца и несут по жизни свой тяжкий крест, вернее, два креста: женский и мужской.
Понимаю, что тебя могло заинтересовать в этом парне: тут старичок Фрейд загорает на крыше психоанализом кверху… Так вот, после того как в первый день знакомства я его разрисовала, Мэри стал у нас появляться.
Не регулярно, время от времени. То целый месяц его не видно, а то каждые три дня нос его этаким парусом возникает на моем горизонте.
Иногда звонил и звал меня к телефону, чтобы обсудить какой-то фильм – российский или про Россию. Это во время работы! В общем, делал вид, что мы подружки. Я же предпочитала держать наши отношения на уровне «мастер – клиент», чтобы он не вообразил какую-то особую доверительность. Понимаешь, как личность он меня совершенно не интересовал, я же, в конце концов, не психоаналитик, мне плевать, что за тараканы у клиента в башке или, там, в штанах бегают. Как мужик он вызывал одну лишь брезгливость, а клоунады в своей жизни я и так насмотрелась достаточно.
Но он, видимо, считал иначе.
В конце концов – смешно! – я даже как-то стала привыкать к нему. Иногда он специально записывался последним, и после работы я его раскрашивала, как бабу, а однажды – такой вот, измазюканный, как шлюха, вышедшая в тираж, – он увязался за мной до станции сабвея – якобы интересный разговор закончить. Представь мой брезгливый ужас… Хорошо, что в Нью-Йорке этого добра навалом, тут не знаю уж, как надо одеться и накраситься, чтобы прохожие на тебе задержали взгляд. Кстати, говорил он в тот раз о Тарковском, и довольно интересно, не банально так рассуждал. Не банально для американца – обычно они мало что смыслят в России.
Тут черт меня дернул обронить, что в Союзе я закончила факультет журналистики и какое-то время работала в газете. Он просто взвился от восторга: видишь ли, он чувствовал, знал, что мы – родственные души! Теперь все свои рецензии будет сверять по мне…
А я шла и думала: ну что, в твоей жизни появился очередной калека? Вот чего ты добилась своей безмозглой мягкотелостью…
* * *
…Так вот, Мэри, оказывается, давно говорил Наргис, что хочет сменить пол, даже мнением ее интересовался. Нашел кого спрашивать, мудила. Все, что ее интересовало в нем, – это его деньги. Разумеется, она отвечала, что из него наверняка получится очаровательная женщина. И он наверняка был счастлив это услышать.
К тому времени я уже была знакома с Генри.
Тут надо тебе сказать, что этот типчик – я имею в виду Мэри – при всей своей болтливости и суетливом желании «поделиться самым сокровенным с тобой, Галин, май дарлинг» не слишком-то распространялся о своей семье. Так, меля языком направо и налево по самым разным темам, обронит пару ничего не значащих слов о родителях. Однажды сообщил впробормот, что отец его был крупным бизнесменом, пока не свергли… шаха. Какого шаха, Мэри, бога ради? Иранского шаха Мохаммеда Резу Пехлеви, разве ты не знаешь… Далее идет увлекательная лекция о тридцать пятом и последнем шахе Ирана из династии Пехлеви, с кучей никому не нужных сведений, вроде валового продукта Ирана на душу населения (я не писала тебе, что у Мэри, в его заброшенной башке, содержится склад подержанного барахла, и в самые непредвиденные моменты он, как опытный старьевщик, принимается его извлекать и проветривать?); в общем, когда мы уже переходим к традиции персидского ковроткачества, я перебиваю: а при чем тут Иран? Да при том, легко говорит он, что папина фирма была основана с партнером, его близким другом Джафаром Курошем, с которым они когда-то учились на юридическом и которого расстреляли вместе с женой во время переворота…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
