«Мы постоянно сталкивались с ответами вроде: “Мое место тут. Я не пойду в другое, потому что это неудобно клиентам”. Или: “Нет, там мне нужно будет с нуля начинать бизнес”. Ладно, это пока объективные причины, по которым проститутки не хотят перемещаться. А вот еще: “Допустим, я куда-нибудь переберусь, это будет удобно для продажи наркоты. Но там у них другие порядки, и найдутся люди, которые меня кокнут”».
Проще всего понять этих женщин, решив, что они, являясь заложницами экономических и социальных обстоятельств, вынуждены заниматься проституцией. Они не такие, как мы. Но вспомним, что в первую очередь говорили респондентки, объясняя, почему они не перебрались на новое место? Что переезд – это великая головная боль: то есть ровно то же самое, что думают о переезде все люди.
«Они говорили, что это будет удар по бизнесу. Придется устраиваться на новом рынке. Упоминали об опасностях, о боязни незнакомого окружения. Тогда их попросили уточнить, что имеется в виду под “знакомым окружением”. “Тут я знаю, кто вызывает полицию, а кто – нет”. Для них это весьма существенный момент… Оставаясь на одном месте, они с какого-то момента могут с изрядной точностью предсказать поведение окружающих. А вот как в новой среде разобраться, что там за народ? Тот, кто кажется плохим, на самом деле вполне может быть хорошим – и наоборот.
Интервьюер спрашивает: “А почему вы не перейдете на четыре квартала дальше? Там ведь тоже район проституции”. Ответ: “Там девушки не моего круга, я чувствую себя не в своей тарелке ”. Это поразило меня… Для людей с такими гигантскими проблемами, в таких трудных жизненных обстоятельствах важны те же самые вещи, что и для нас с вами».
Эти женщины водят детей в ближайшую школу, привыкли к магазинам, где покупают продукты, у них здесь живут друзья, к которым хочется быть поближе, родители, которых надо навещать: вот вам и полный набор причин не менять территорию. Да, сегодня они зарабатывают проституцией. Но при этом они – матери, дочери, чьи-то друзья и – прежде всего – наши сограждане. Привязка заставляет нас увидеть незнакомку во всей ее неоднозначности и сложности.
Решилась ли Секстон покончить с собой любым возможным способом? Вовсе нет. Она никогда бы не стала стреляться. «То, как Хемингуэй выстрелил себе в рот из ружья – это высший акт мужества, который я могу помыслить, – признавалась Энн своему психотерапевту. – Я боюсь последних минут. Страха умереть. С таблетками его нет, но если стреляться, обязательно будет минута, когда ты знаешь точный момент, а это очень жутко. Я бы сделала все, чтобы только избежать этого страха».
В результате она выбрала таблетки, смешав их с алкоголем, считая это «женским выходом».
А теперь посмотрите на эту сравнительную таблицу.
Передозировка лекарственных препаратов срабатывает в 1,5 % случаев. У Секстон имелась привязка к способу, который вряд ли помог бы ей достичь цели. Это не совпадение. Как и у большинства людей со склонностью к суициду, ее отношение к самоубийству было глубоко двойственным. Снотворное она принимала почти каждый вечер, балансируя на грани передозировки, но никогда не срываясь за эту грань.
Смерть Плат, однако, заставила Секстон пересмотреть свои приоритеты: ей показалось, что подруга выбрала еще более подходящий, оптимальный для женщины «выход». «Я так очарована смертью Сильвии: ее кончина, на мой взгляд, была просто идеальной, – признавалась она своему психотерапевту. – Она ушла, как Спящая Красавица, безупречная даже в смерти».
