— …Дело в том, что все сказанное о тебе может быть правдой, поэтому я не знаю, чему верить.
— Верь тому, что подсказывает тебе сердце, — прозвучал голос, напоминающий скрежет точильного камня. Между тем темное облако нависло над берегом.
Казалось, оно опустилось прямо на песок, и лошади пугливо отпрянули в сторону с вытянутыми шеями и раздувающимися ноздрями. Подхлестнув гнедого, Темпус направил его рядом с колесницей, и в тот момент, когда он наклонился, чтобы взять под уздцы переднюю лошадь, оглушительный трубный звук раздался из полупрозрачного центра облака.
Цербер поднял голову, и Кадакитис увидел, как он затрепетал, увидев дуги бровей и сверкание глубоко посаженных глаз, полуприкрытых веками. Потом он что-то сказал запряженным в колесницу лошадям, которые прянули ушами в его сторону, затем послушались. Тогда он отпустил поводья передней лошади и, пришпорив, пустил свою между колесницей Кадакитиса и облаком, которое так медленно опускалось на них со стороны, противоположной той, откуда дул ветер.
Человек на лошади внутри облака слегка помахал рукой: мелькали алые перчатки и развевался плащ цвета бургундского вина. За своим, украшенным султаном конем, он вел другого, и эта вторая серая лошадь с огненными глазами выделялась необычайной красотой. Еще дальше, внутри облака, можно было рассмотреть каменные стены, кладка которых была неизвестна в Санктуарии, и такое синее небо и зеленые холмы, каких Кадакитис никогда раньше не видел.
Первая лошадь с натянутыми поводьями уже выходила из облака, и тень от ее головы и шеи упала на плотный песок Санктуария, затем появились копыта, взбивающие пыль, и вот уже все животное целиком, всадник и вторая лошадь, которую он вел на длинном поводе, вполне материальные, неподвижно стояли перед цербером, а облако закружилось вихрем и улетело со звуком «поп».
— Приветствую тебя, Риддлер, — сказал всадник в алых одеждах, снимая шлем с кроваво-красным гребнем перед Темпусом.
— Я не ожидал увидеть тебя, Абарсис. Какая необходимость привела тебя?
— Я услышал о смерти твоего коня Треса, поэтому решил привести тебе другого, воспитанного, как мне кажется, еще лучше, чем прежний. А так как я, в любом случае, собирался прийти, то наши друзья попросили привести тебе коня. Я давно хотел встретиться с тобой, — подъехав вперед, он протянул руку.
Гнедой и чугунно-серый жеребцы по-змеиному изогнули шеи, скаля зубы, издавая легкое ржание, прижимая уши и вращая глазами. Сквозь лошадиное фырканье доносились обрывки резкого разговора: — «…очень жаль, что ты не можешь построить храм… пожалуйста, займи мое место и попробуй сам. Земля под основанием храма осквернена, священник развращен даже больше, чем политики. Я умываю руки… в условиях надвигающейся войны, как ты можешь?.. Мне нет больше дела до Теомачи… Этого не может быть… Выслушай меня или прощай!.. Его имя невозможно произнести, как и имя его Императора, но я думаю, мы скоро выучим его и сможем повторить даже во сне… Я не сплю. Это дело преданных офицеров, служащих в действующей армии, и людей достаточно молодых, которые не успели принять участия в борьбе за власть внутри страны… Я встречаю здесь некоторых членов Священного Союза — моего старого отряда. Ты можешь снабдить нас продовольствием? Здесь его вполне достаточно, чтобы дойти до столицы. Позволь мне быть первым…»
Забытый Кадакитис кашлянул, прочищая горло.
Оба прекратили разговор и сурово взглянули на Принца. Это выглядело так, как если бы ребенок прервал разговор взрослых. Темпус низко поклонился, сидя в седле и отводя руку. Всадник в красных одеждах и блестящем панцире сунул шлем подмышку и подъехал к колеснице, передав повод второй лошади Темпусу, проезжая мимо него.
— Абарсис, только что из Рэнке, — произнес низким красивым голосом закованный в доспехи человек; его черные блестящие волосы ниспадали на шею, подобную шее молодого быка. У него были четкие и мягкие черты лица и невероятно мудрые и проницательные глаза серо-голубого цвета, напоминающие цвет лошади, которую с трудом удерживал Темпус. Не обращая внимания на пронзительное ржание жеребцов, человек продолжал: — Дорогой Принц, я надеюсь, что как и прежде, все благополучно в твоих владениях, а все твои усилия не пропадают понапрасну. Я вновь приношу подтверждение нашей верности тебе. — Он протянул кошелек, набитый монетами.
Темпус слегка дернулся в седле и потянул за поводья серую лошадь, притягивая к себе с величайшей осторожностью ее голову, чтобы погладить между ушей и успокоить.
— Что это? Здесь хватит денег на целую армию! — сердито посмотрел Кадакитис, взвешивая кошелек на ладони.
Изысканная и учтивая улыбка осветила суровое и в то же время такое обаятельное лицо рэнканского эмиссара:
— О, Риддлер, разве ты ничего не сказал ему?
— Нет, я только собирался сделать это, но у меня не было возможности. Кроме того, я не уверен, должны ли мы затевать все это, или, может быть, мне таким образом заплатили за выход из игры? — Он перекинул ногу через шею жеребца и спрыгнул на землю; потом оттолкнув его и бросив поводья, зашагал прочь вдоль берега, ведя под уздцы нового коня.
Рэнкан осторожно повесил свой шлем на одну из серебряных розеток на седле.
— Как я понял, вы не ладите между собой. Принц Кадакитис, ты должен относиться к нему спокойнее. Веди себя с ним так, как он ведет себя со своими лошадьми — он нуждается в деликатном обращении.
— Он нуждается в наказании. Он стал невыносим! Что это за деньги? Наверное, он сказал тебе, что меня можно подкупить? Я не продаюсь!
— Он отвернулся от своего бога, и бог позволяет ему уйти. Когда он измучится и обессилит, бог примет его обратно. Держу пари, что раньше ты находил его вполне приятным. Люди из твоей свиты натравливают тебя на него
— люди, которым он присягнул в верности и которые поклялись в верности ему. Он не успокоится до тех пор, пока не добьется справедливости.
— О чем ты говоришь? Мои люди? Ты имеешь в виду его длительное, ничем не объяснимое отсутствие? Я согласен, что он изменился. Но откуда тебе известно то, о чем он не рассказал мне?
Солнечная улыбка озарила тонкое лицо закованного в броню всадника.
— Бог рассказывает мне все, что мне необходимо знать. Ну, как Темпус мог прийти к тебе, словно ребенок к отцу, и пожаловаться, что между твоими людьми идет вражда? Благородство не позволяет ему сделать этого. Что касается… тех денег… которые ты держишь в руках, то когда мы послали сюда Темпуса, мы предупредили его, что, если у тебя появится желание стать Королем, он должен дать нам об этом знать. Мне сказали, что ты также предупрежден.
— В общих чертах. Но я не могу принять такого дорогого подарка.
— Возьми эти деньги взаймы и относись к ним, как к другим долгам, которые ты делал и раньше. Сейчас нет времени на уговоры. В наше время быть способным стать Королем вовсе не гарантирует королевского сана. Король должен быть больше, чем человек, он должен быть Героем. Для того, чтобы создать такого героя, требуются усилия многих людей и удачно выбранное время. Сейчас такая ситуация назрела: внутри страны начался мятеж и на северных рубежах поднимается новая империя. Если бы ты отличился в сражении или если бы это сделала армия под твоим началом, то мы, те кто стремится к переменам, могли бы открыто сплотиться вокруг тебя. Без этого тебе ничего не удастся сделать, так как любой твой шаг сразу же станет известен Императору.
