Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
— Он п-погиб. Да? — всхлипываю, льну к его бурно вздымающейся груди, пока Давид рывком поднимает меня на руки, словно пушинку, грея теплом своего крепкого тела, и быстро несёт прочь, к лестнице.
Молчит.
Я снова повторяю вопрос.
— Не думай об этом, Крошка. Он сделал свой выбор. Он бросил мне вызов. Не на жизнь, а на смерть. Он заставил тебя страдать. Я убью каждого, кто посмеет сделать тебе больно. Потому что понял, насколько сильно ошибался. Понял, что враги они, а не мы с тобой. Ты лишь пешка, которой манипулировали с помощью угроз. Ты для меня дороже всего на свете, девочка. — Ласково целует в макушку. Руки трясутся, тело колотит от дрожи. В глазах стынут слёзы. Я не вижу его лица. Но я точно знаю… Давид скорбит. Просто пока не понимает, что только что произошло. — Антон изменился. Он не оставил мне выбора. — На секунду замолкает, сдерживая внутренний рык. — Когда выйдем на улицу, просто зажмурься и обними меня крепче, малышка. Не смотри туда. Не смей смотреть на площадку под балконами.
* * *
Мы снова вернулись в больницу.
Давид не отходил от меня ни на шаг. Боялся, что кошмары снова будут терзать мои сны. Вновь боялся меня потерять, допустив страшную ошибку, допустив то, что кто-то в очередной раз посмеет сделать мне больно.
Когда мы покидали стройку, там, в машине Давида, я на некоторое время выпала из реальности, погрузившись в дремоту. Он обернул меня в свою куртку, потому что меня колотило, поднялась температура, горло сдавило жутким кашлем. Давид крепко сжал мою руку, переплёл наши пальцы друг с другом и не отпускал до самого прибытия в больницу.
Даже, несмотря на то, что я практически увидела ещё одну смерть воочию, сейчас мне воистину стало хорошо. Так хорошо, как было четыре года назад. Я чувствовала его любовь. Чувствовала невероятную поддержку и защиту. А также восхитительный запах его куртки, в которую он настолько трепетно обернул моё истощенное тело, словно я была его крохотной дочкой.
* * *
Спустя два дня, когда я немного оклемалась от болезни, в купе с очередным стрессом, я услышала громкие, разрывающие душу стоны, когда проснулась после капельниц, после дневного сна.
Давид не спал. Он стоял на коленях, в палате, прильнув лбом к моим коленям. И с надрывом рыдал. Повторяя одно и тоже. Одно и тоже.
— Прости… прости… прости…
Как молитву. Как заклинание. Миллионный раз.
Я никогда не видела, как плачут мужчины.
И у меня грудь разрывалась на части, когда я видела его слёзы, когда я сама рыдала, вытирая их дрожащими ладошками.
— Наш ребёнок… наш малыш…
Я не выдержала. Я притянула мужчину к себе, положила его голову к себе на колени, и крепко-крепко обняла.
Нет, он не плакал.
Он буквально выл от безнадежного отчаяния!
Сипло и громко… Сорвавшись в болезненной истерике.
Сейчас, он не держал боль в себе, как принято держать железным мужчинам.
Он колотил кулаками кровать, он проклинал себя и всех, кто разрушил нашу жизнь.
В первую очередь… себя.
Давид ненавидел себя.
Потому что не знал всей правды.
— Всё хорошо, хорошо, хорошо… Надо забыть… Надо отпустить. Умоляю! Прошу! Не плачь. Любимый… Я не сержусь. Я люблю тебя. Очень. Сильно. Люблю!
К себе, к груди притянула, к сердцу щекой прижала, слёзы его вытирала и раскачивалась, убаюкивая, успокаивая, лаская.
Вскоре, он затих. Слегка расслабился.
Дыхание выровнялось. Огромное тело обмякло.
Кое-как я уложила Давида в кровать. Легла рядом, прижалась плечом к горячему, крепкому торсу, вдохнула любимый запах восхитительного, безупречного тела. Он обнял меня в ответ. Поцеловал в макушку. Гладил по волосам, пропуская спутанные пряди через трясущиеся пальцы, что-то шептал на ухо, а затем… мы уснули.
Так тепло и так беззаботно я давно себя не ощущала.
* * *
Что на счёт мамы и Виктора?
Каждый получает своё, ведь всё в нашем мире, хорошее, или плохое, возвращается ответным бумерангом.
Виктор попал в аварию. Эксперты подтвердили, что подонок сгорел живьём.
На счёт мамы… её забрали в психиатрическую клинику.
Она догадалась, что я сбежала по своей воле. И её недуг обострился.
Она просто начала выбрасывать из окон все мои вещи, а потом устроила пожар ненависти, прямо во дворе жилого дома, рядом с детской площадкой.
Соседям пришлось вызвать полицию и скорую помощь.
Узнав об инциденте, я не пришла к ней в лечебницу ни разу.
Даже и слова не сказала.
Она для меня умерла. В тот момент, когда в тайне напоила ядом.
Она это заслужила. Мне нет до неё дела.
Я долго терпела. Но всему есть предел.
Теперь я сирота. И всем своим знакомым говорю, что мои родители погибли в автокатастрофе.
И уж лучше я буду жить, притворяясь безродной беспризорницей, чем имея в роду вот таких вот одержимых зверей.
* * *
Сколько времени бы не прошло после нашего примирения с любимым, меня до сих пор терзала жуткая мысль, что Давид побывал в сущем пекле.
Я видела его шрамы на теле. Я видела эти жуткие ожоги от сигарет, замаскированные татуировками. Их было очень много. И мне было очень больно.
Будто я сама испытала бесчеловечные тюремные пытки на себе. Боль жила в моём сердце долгие-долгие годы. Мы с Давидом связаны, как две половинки единого целого. Наша встреча была предначертана небесами. И я прекрасно ощутила, насколько мучительно плохо ему было! А он… он в ответ прочувствовал на себе и мои муки тоже.
Четыре года назад между нами выросла стена из непонимания.
И сейчас… она разрушилась.
От толстых, непробиваемых стен, остались лишь руины.
Мы страдали на равных. Мы сполна получили по заслугам за собственные ошибки.
И, наконец, расплатились.
Всё.
Мы в расчёте с коварной судьбой.
Время начать жизнь сначала.
Время начать жить с нуля.
Эпилог
Давид
Спустя две недели
Холодные порывы ветра врезаются в лицо.
Сердце бешено колотится в груди. Буквально разрывая грудную клетку на части, как будто состоит не из плоти и крови, а из титана и магмы.
Дышу часто. Задыхаюсь.
Потому что устал от грёбанной жизни.
Я, как камень на шее, который тянет ко дну. Обмотался вокруг любимой малышки, мешая жить, мешая ей полноценно дышать.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
