Наконец процессия остановилась перед дверью камеры. Надзиратель позвенел ключами, замок щелкнул, и заключенного втолкнули в узкое помещение с низким потолком. Бригадир, бывший солдат с боевой медалью на груди, проговорил:
– Соседей у вас не будет. Приказано содержать вас в одиночке. Разговаривать на отвлеченные темы со мной или с охранниками запрещается. Исключение будет сделано только в том случае, если вы захотите сделать признание.
Владимир вскинул голову, но бригадир жестом остановил его:
– Возражения оставьте для следователя. Я вам говорю только то, что меня уполномочили сказать. Режим у нас строгий. Подъем в четыре утра, отбой в семь вечера. Едой вас обеспечат. Если занеможете, нажмите эту кнопку. Но предупреждаю – не следует звонить без серьезной причины. Вы рискуете навлечь на себя суровое наказание. Кричать и устраивать скандалы бесполезно. Здесь прекрасная звукоизоляция, соседи вас не услышат. А мы люди привычные.
Владимир горько усмехнулся.
– Далее, – бесстрастно продолжал надзиратель. – Там, под потолком, маленькое окошечко. Если станет душно, поверните вот эту ручку, оно откроется. А теперь раздевайтесь.
Владимир возмущенно отпрянул:
– Это еще зачем?!
– Приказ начальника тюрьмы, – спокойно сказал бригадир. – Вас обыщут.
Скрипнув зубами, заключенный подчинился. Надзиратель тщательно осмотрел его одежду. Все, что он счел пригодным для попытки бегства или самоубийства – авторучка, пилка для ногтей и тому подобное, было изъято. Помимо галстука и шнурков для ботинок у Владимира отобрали даже часы, так как, разбив стекло, можно вскрыть себе вены осколком. Все это тюремщик проделывал автоматически, как буржуа набивает трубку перед ужином. Наконец обыск закончился, и заключенному вернули его одежду.
– Доброй ночи, – сказал бригадир, стоя в дверях. – И хочу дать вам совет. Если есть в чем сознаваться, лучше сделать это по своей воле. Это смягчит приговор.
Владимир ничего не ответил. Бригадир покачал головой и закрыл за собой дверь. Ключ повернулся в замочной скважине. Оставшись в одиночестве, заключенный медленно огляделся.
– Н-да, солидное заведение, – пробормотал он сквозь зубы.
Потом встал и начал мерить шагами камеру. Это обычное занятие узников, томящихся в одиночках. Таким образом они пытаются расширить стены своей камеры, удовлетворить извечную потребность в движении, которая делает жизнь в тюрьме невыносимой.
Расхаживая от стены до двери, Владимир внимательно оглядывал помещение. В нем, впрочем, не было ничего необычного – типовая камера тюрьмы Санте. В длину она имела около четырех метров, в ширину – около двух с половиной. Под потолком на стене виднелась маленькая форточка. Стекло ее было настолько грязным, что не различался цвет неба. Однако толстые прутья решетки, вмурованной в стену, просматривались вполне отчетливо.
Обстановка была убогой, как и положено в тюрьме. У стены стояла жесткая койка, накрытая грубым солдатским покрывалом. Рядом с ней – маленький столик с миской и кружкой, а в углу – бак с водой, что для заведений подобного типа можно считать уже некоторой роскошью. Рядом со столом стоял круглый табурет. Вся утварь была накрепко привинчена к полу, чтобы ей не смогли воспользоваться в качестве орудия нападения или защиты.
Больше в камере ничего не было. Стол, стул и кровать составляли минимум, необходимый и достаточный заключенному.
Машинальными движениями, свойственными всем, впервые попадающим за решетку, князь Владимир подергал дверь и постучал по стенам. Естественно, эти предметы оказались выполненными добросовестно и из отменного материала.
Сын Фантомаса глубоко вздохнул и удрученно опустился на койку. Никто сейчас не признал бы в нем бравирующего своей смелостью тренера Бриджа, осмелившегося разговаривать презрительным тоном с полицейским и следователем. Это был просто одинокий человек, потерявший надежду на спасение.
– Я пропал, – чуть слышно прошептал Владимир. – Охранники знают, что говорят. Из тюрьмы Санте еще никто не убегал. Никто… И я тоже закончу жизнь на гильотине.
Мужество, казалось, покинуло пленника. Тюремщик через глазок в камеру видел, как заключенный сидит на кровати с убитым видом, раскачиваясь взад-вперед. Но у молодого человека остались еще силы. Внезапно он поднял голову, и огонек надежды блеснул в его глазах. Он топнул ногой:
– Нет, черт побери! Такого отца, как у меня, нет ни у кого в мире! Пусть он считает меня бездарным учеником, но он не оставит меня в беде. Он придумает, как вытащить меня отсюда!
Тем же вечером, около пяти часов, в мрачноватое кафе, расположенное в самом центре пользующегося дурной славой района между Сен-Мишель и Пти-Пон, на улице Ушетт, вошел человек, закутанный в длинный плащ. Он раздраженно взглянул на дремлющего в углу официанта и скомандовал:
– Шартрез!
Официант удивленно протер глаза. В его низкопробном заведении никогда не заказывали столь дорогой ликер.
– Но, мсье… – промямлил он.
– Конечно, у тебя его нет! – презрительно перебил его мужчина. – Здесь пьют только дешевую дрянь… Ладно. Принеси рома.
Официант метнулся к стойке и возвратился с небольшой рюмкой. Посетитель брезгливо повертел ее в руке и уронил на пол. Во все стороны брызнули осколки. Мужчина и ухом не повел.
– Я сказал, принеси мне рома! – пророкотал он. – И не в мензурке, а в приличном бокале!
Он опустил воротник плаща, открывая лицо, и официант побледнел.
– О, это вы, Хозяин! – залебезил он. – Ради Бога, простите мою близорукость. Вы так давно к нам не заходили…
Не обращая внимания на бессвязные оправдания, незнакомец осушил свой стакан, взял официанта за плечо и процедил:
– Закрывай лавочку. И никого не впускай, кроме Сторожа. Понял?
Официант затряс головой:
– Понял. Никого, кроме Сторожа. Но… Разве он не в тюрьме?
– Нет, не в тюрьме. И вообще, это тебя меньше всего касается!
Прикусив язык, официант бросился к дверям. Через несколько минут он уже опустил массивные деревянные ставни, которые обычно закрывались только на ночь. Почти сразу в дверь постучали. Официант вопросительно поглядел на посетителя.
– Отвори, – приказал тот.
Официант подчинился. Приоткрыв дверь, он тихо спросил:
– Кто там?
Вместе с неразборчивым ответом снаружи влетел порыв ветра. Дрова в камине затрещали. Официант распахнул дверь:
– Входите. Хозяин уже ждет.
В помещение зашел второй посетитель. Вечерами кафе на улице Ушетт вообще редко бывало заполнено. Приличные люди и днем-то старались обходить его стороной. А уж если к ночи там собирался народ, то можно было держать пари, что там не найдется ни одного добропорядочного буржуа. И сегодня не оставалось сомнений, что человек, пьющий у стойки ром, является крупным бандитом. Достаточно было увидеть, с какой угодливостью обращался с ним официант, называвший своего посетителя не иначе, как Хозяин.
