— Для кого это все? — пробормотала Эйми и Джейсон повернулся к ней, широко улыбаясь.
— Я пригласил кое-кого, чтобы отпраздновать это событие, — сообщил он. — Я знал, что тебя ждет триумф, и спланировал это заранее.
Эйми не волновало то, что ее работа не получила широкого признания, в глубине души понимая, что ей, вероятно, не суждено стать великим художником и что ее не ждет большой успех, но Макс достиг и того и другого и будет продолжать в том же духе, и этого было для нее достаточно. Произвести на свет ребенка с таким талантом, как у Макса, очевидно, предел того, что она могла требовать от жизни. За исключением того, додумала она, оглядывая с головы до ног Джейсона, что она, возможно, могла бы получить для своего ребенка еще и отца.
— За нас! — поднял бокал Джейсон; его глаза встретились с глазами Эйми, а улыбка наполнилась выражением интимного взаимопонимания, словно бы он мог читать ее мысли.
За поварами в комнату вошел владелец универмага в Абернети, за которым следовали его жена и трое детей. Продолжали эту процессию семья владельца магазина скобяных изделий и директор начальной школы с четырьмя учителями, далее…
— Ты пригласил весь город? — спросила Эйми.
— Всех, — подтвердил Джейсон, — И их детей.
Эйми рассмеялась, понимая, что никогда в жизни не была счастливее, чем в эту минуту. Это слишком хорошо, чтобы длиться долго, услышала она внутренний голос, но отпила еще шампанского и подумала, что музыка доносится из окружавшего дом сада, но, к большему своему удивлению, увидела оркестр, игравший танцевальную музыку.
Эйми улыбнулась и повернулась к внимательно смотревшему на нее Джейсону, выражение лица которого говорило ей, что он ждет ее одобрения. Глядя на него, она подняла свой бокал, сопроводив этот жест безмолвным тостом.
В час ночи перед зданием библиотеки остановилась вереница автомобилей, чтобы развезти всех по домам. Джейсон даже раздал водителям адреса, так что тот, кто перебрал шампанского, мог не беспокоиться на случай, если бы забыл, где живет. Дорин отнесла спящего Макса в одну из машин, сказав, что уложит его спать и посидит с ним до возвращения домой Джейсона и Эйми.
Всего через несколько минут Эйми и Джейсон оказались в библиотеке одни, и по контрасту с легкомысленной атмосферой вечера библиотека показалась им громадной и опустевшей. Эйми сидела в жестком дубовом кресле за читальным столом и смотрела на Джейсона. Триумф сына все еще пульсировал в ее крови, и так будет до конца ее жизни, подумала Эйми.
— Ты счастлива? — спросил Джейсон, остановившись перед Эйми и глядя на нее сверху вниз со странным выражением лица. В руке у него был бокал шампанского.
— Очень, — пробормотала она, смело глядя ему в глаза. Возможно, в этом был виноват мягкий свет ламп, стоявших на читальных столах, но выглядел Джейсон лучше, чем когда-либо.
— Немного завидуешь Максу, укравшему у тебя успех?
— У тебя своеобразных юмор, — с улыбкой ответила Эйми. — Я родила величайшего художника нашего столетия. Посмотрим, как мой сын достигнет вершины.
Джейсон рассмеялся и, не успев даже подумать, сказал:
— Я всегда любил тебя.
— Меня и всех других женщин в этом полушарии, — отрезала Эйми, не сумев сдержать себя.
Услышав это, Джейсон швырнул бока об стену, и он разлетелся на тысячи осколков. Одним мощным рывком он выхватил Эйми из кресла и, заключив в объятия, прижал к себе. А потом впился в ее губы своими. Почти грубый поцелуй быстро превратился в нежный, и в то мгновение, когда его язык коснулся языка Эйми, тело ее обмякло, готовое к капитуляции.
— Так долго… — пробормотала она. — Так бесконечно долго.
Джейсон прижимал Эйми к себе, лаская ее спину, его пальцы путались в ее волосах.
— Так долго без меня или без… него?
— Никакого «его» не существует, — выдохнула Эйми, уткнувшись лицом ему в шею.
Услышав это, Джейсон отодвинул ее от себя на расстояние вытянутых рук.
— Арни не существует?
— Только человек, который владеет фабрикой по производству картофельных чипсов.
Джейсону понадобилась секунда, чтобы ее понять. И он снова привлек ее к себе.
— Решено. Я покупаю эту фабрику и называю ее по имени моего двоюродного дяди.
— А как насчет Дорин? — Эйми хотелось сказать больше, но руки Джейсона, ласкавшие ее тело, мешали ей сосредоточиться.
Джейсон обнимал ее со всей столь долгой сдерживаемой страстью и целовал, казалось, всем своим телом.
— Я люблю тебя, Эйми, — шептал он ей прямо в губы. — Дорин выдумала нашу помолвку… Она думала, что делает это в моих интересах. Я пытался объяснить….
Вздох облегчения Эйми все сказал: она верила ему.
Джейсон притянул ее к себе еще ближе, глядя в самую глубину ее глаз.
— Не уезжай, Эйми. Пожалуйста, не уезжай отсюда. Останься здесь со мною навсегда.
Что Эйми оставалось сказать, кроме «да»?
— Да; — прошептала она, — да. После этого уже не осталось места словам, они уже срывали друг с друга одежду, выдавая наслаждение глубокими вздохами, когда обнажался очередной кусочек теплого тела. Оказавшись наконец обнаженными, они упали на матрас, на котором спал Макс после обеда, и, когда Джейсон вошел в нее, Эйми задохнулась от наслаждения и недоумения: как она могла когда-то покинуть этого человека? Как могла?
— Эйми, Эйми, — продолжал шептать Джейсон. — Я люблю тебя. Я люблю вас. Все, что Эйми могла ответить, было «да». Часом позже они все еще лежали на матрасе, обессиленные, крепко обняв друг друга.
— Расскажи мне все, — сказала Эйми, подумав, что эти ее слова прозвучали, как слова свекрови. — Я хочу знать все обо всех женщинах, обо всем. То, что я вижу, и то, что ты заставляешь меня чувствовать, — это две разные вещи. Я хочу понять, узнать тебя, но не могу. Мне нужны слова, — проговорила она.
Поначалу Джейсон говорил неохотно.
Действительно, какой мужчина захочет рассказывать женщине, как он в ней нуждается? Но, начав говорить, Джейсон уже не мог остановиться. Одиночество — прекрасное средство для развязывания языка. А до встречи с Эйми и Максом у него не было случая понять, какой пустой была его жизнь.
— Мне очень жаль, — сказала Эйми, и слова эти шли у нее из самого сердца, — мне очень жаль, что я причинила тебе боль.
Джейсон рассказал ей о том, как трудно было в Абернети, как воевали с ним горожане.
— Я думал, что они будут благодарны, но их возмущало, что какой-то пришелец из Нью-Йорка является сюда и пытается учить их, что делать.
— Но ты же здесь родился и вырос, — заметила Эйми.
Когда Джейсон ничего на это не ответил, она чуть отодвинулась, чтобы можно было его видеть.
— Что стоит между тобой и этим городом? И твоим отцом? — тихо спросила она. — Даже Милдред не сказала мне, что случилось.