— Мне больше не нужно туда, — ответила Кэсси. — Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
— Я прошу вас передумать, — сказал доктор Эббейт с самой мягкой ноткой суровости. — И лучше появиться как можно скорее.
Был один шанс на миллион за то, что во время их разговора один из тросов лебедки разорвется. Но то же самое говорили и о веревке, которая подвела ее именно тогда, когда она больше всего в ней нуждалась. Трос лопнул. Кран согнулся, а дирижабль резко дернулся. В тот же миг хвостовой конец "Дримлайнера" стремительно поехал вниз, как нож гильотины. Холодная оценка ситуации подсказала Кэсси, что у нее нет ни малейшего шанса предотвратить это падение.
В ту же секунду она вздрогнула и подняла руку, чтобы защитить лицо.
Правду говорят: старые привычки отмирают с трудом.
Доктор Мартин Эббейт постоянно сутулился, его дружелюбное лицо было покрыто печеночными пятнами. Его лысина была обрамлена совершенно белыми волосами, а очки, которые он всегда носил поднятыми надо лбом, сияли, как вторая пара глаз. Кэсси знала его с момента аварии, и он выглядел старым даже в самом начале их знакомства.
— Я рад, что вы наконец-то выполнили мою просьбу, — сказал он. — Даже если это заняло у вас немного больше времени, чем я мог надеяться.
— Мне нужно было все закончить в Португалии, — заметила она. — Мы уже немного опаздывали, и я не хотела давать своему клиенту повод для претензий.
— Но все закончилось хорошо?
Она подумала о падении "Дримлайнера", плачевном состоянии его согнувшегося фюзеляжа, разочаровании от вынужденного перезапуска цикла поставки, необходимости торговаться за другой фюзеляж, ожидании еще одного дирижабля…
— Ничего необычного, — ответила она.
— Я вижу, вам нравится эта работа.
— Есть определенные проблемы, — призналась Кэсси. — Вы не поверите, но стоимость этой старой рухляди начинает снова расти. Люди вдруг осознали, что в ней есть какая-то ценность.
— У нас был пик добычи нефти, — сказал доктор Эббейт с ностальгической улыбкой. — У вас есть пик использования фюзеляжей. Но я бы не слишком волновался. Думаю, вы способны подстроиться под любую ситуацию.
— Это было бы здорово. Послушайте, извините за нетерпение, но мне еще многое нужно сделать…
Он кивнул, приглашая ее к двери, которой она так боялась.
— Проходите. Она по-прежнему там.
Кэсси задержалась перед входом. Рецепторы в носу зафиксировали запах мощных дезинфицирующих и чистящих растворов. Датчики ее пластиковых глаз зафиксировали солнечный свет, струящийся сквозь полукруглые шторки и рисующий яркие полоски на стенах, на шкафах машин жизнеобеспечения, на чистых простынях и на неподвижной женщине, лежавшей на кровати и уставившейся в потолок пустыми глазами. Ее глазами.
— Есть проблемы? — спросила Кэсси.
— Не совсем. Я бы сказал, возможность.
Доктор Эббейт поманил ее, предложив наклониться к неподвижному телу, прикованному к постели.
— За десять лет моторное нейропротезирование значительно продвинулось вперед. Когда мы вставляли субкраниальный массив, это потребовало сложной инвазивной микрохирургии. Но риск был оправдан, и мы открыли доступ в ваш мозг. Мы смогли задать вам вопросы, установить степень вашего сознания, вспомнить о прошлых событиях, понять, чувствуете вы боль или нет. Для ваших близких было большим утешением узнать, что вы не страдали.
Она вспомнила серую ткань этого пробуждения. Это был возврат к детскому ощущению времени: минуты и часы казались бесконечными, а дни и недели будто не существовали. Постепенно ей стало казаться, что она всплывает из глубины на поверхность, и к ней возвращается нечто вроде нормальной готовности к действию. Даже сейчас она не вспоминала ни о самой катастрофе, ни о днях, ей предшествовавших.
Она не страдала, нет. По крайней мере не от физической боли. Но она постепенно осознавала ситуацию, и это было не менее травматично, чем любой дискомфорт. Она полностью парализована, абсолютно зависит от машин и круглосуточного медицинского обслуживания. У нее сломан позвоночник, и нервная система не работает.
Это невозможное существование — особенно для тех, кто жил на краю пропасти.
— Вы были в отчаянии, — продолжил доктор Эббейт. — Но постепенно поняли, что надежда еще есть. Ваша система настраивала сама себя, изучая секретный язык мозга. Двустороннее общение стало первым шагом. Затем движение. Не вашего собственного тела, а удаленных устройств. Поначалу это была рука робота. Вы начали самостоятельно есть. Затем произошло полное подключение внешнего тела. То, что было бы непомерно дорого десятилетием или двумя ранее, сегодня стало доступным. Это хорошо для компаний, занимающихся телеуправлением, но несколько хуже для авиастроителей. Я до сих пор отлично помню день, когда вы смогли выйти из этой комнаты.
Его улыбка угасла.
— Но это сделали не вы, не совсем так. Вы управляли говорящим роботом, но ваш разум все еще находился в неподвижном теле, лежавшем на кровати.
— Есть ли в этом смысл, Мартин?
Он подошел к постели и взял табличку. Кэсси наблюдала, как его пальцы постучали по светящимся элементам управления.
— Я сказал: то, что раньше было сложным, сейчас рутинно. Новые системы не требуют каких-либо операций. Они вырастают прямо на месте из микроскопического подкожного семечка, запрограммированного на встраивание и установку необходимых нейронных соединений. Самообучение, самоорганизация. Как еще десятки миллионов людей могли бы перепрыгивать из одного тела в другое, будто это самое обычное дело?
— И?
— Поднимите правую руку, пожалуйста.
Она хотела спросить, зачем это нужно, но у него был настолько командный тон, что она сделала это без вопросов и поднимала руку до тех пор, пока кисть не оказалась на одной высоте с локтем. Молча, словно синхронизируя движения, фигура на кровати подняла свою правую руку. Та двигалась медленно и с трудом, и жест казался странным эхом движения Кэсси.
— Устройство обнаруживает активность в правой процедурной извилине головного мозга, — сказал доктор Эббейт. — Несколько недель назад мы имплантировали в руку самовоспроизводящуюся электромиографическую сеть в обход поврежденной нервной системы. Она выросла и адаптировалась. И стала очень отзывчивой, верно?
Кэсси опустила руку и заметила, что фигура на кровати в точности повторила ее движение. Казалось, они движутся одновременно — и неважно, что одна была хозяином, а другая марионеткой.
— Почему ты показываешь мне это?
— Потому что рука — это только начало. Электромиографическая сеть может восстановить движение всего тела. Ты смогла бы встать с постели и уйти отсюда, и чувствовала бы себя, будто полностью присутствуешь в своем реальном теле.
Кэсси вспыхнула под пристальным взглядом доктора Эббейта и под массой его ожиданий. Она знала, что уже была в том теле, что за 10 лет ни одна из настоящих частей ее тела никогда не покидала этой комнаты. Она была парализованной женщиной, ограниченной одной палатой в частной медицинской клинике, предлагающей лучший уход, который только можно купить за деньги.
