Книга Кровь и почва - Дмитрий Старицкий

Наше счастье, что автобус на Воротынск — старый разболтанный незнамо как доживший до сегодняшнего дня украинский ЛАЗ, доканчивающий свой век на этой трассе, уже стоял у метро "Теплый стан" и водитель сам торговал билетами. Кавказцев вокруг не было и к жене никто не приставал, а то бы я точно кого-нибудь особо борзого зарезал. И это было бы не айс — оставлять Элику один на один с этим негостеприимным миром. Без знания языка к тому же.

Тронулись, пересекли МКАД, протырились в пробке по шоссе между "Икеей" и строительным рынком и дальше поехали свободней. До Внуково вообще как на автобане.

Я облегченно выдохнул сквозь зубы, глядя на чахлый лесок по обочинам шоссе и на самолеты, что низко над нами с ревом двигателей заходили на посадку во Внуково.

Ничего уже не хотелось, но пришлось отвечать на вопросы, возникшие у жены. Теперь это было относительно безопасно. Впрочем, вскоре она заснула, откинувшись на высокую спинку сидения. День был уж больно длинный и утомительный.

А вот Митя глазел по сторонам с интересом и любопытством.

— Смотри, парень, где жить придется. Где русским станешь, — с теплом прошептал я ему на ухо. — Смотри на Русь.

Дальнобойщики, подобравшие нас на окраине Воротынска, скорее всего из жалости к нашему маленькому сыну, высадили нас на повороте к ППД[24] вертолетного полка, куда вело двухполосное асфальтовое шоссе, уже потрескавшееся и в частых заплатах, и дальше погнали куда-то свой носатый американский грузовик.

За полком родной хутор Кобчиков. Нам туда.

Пока шли в сторону полка, Элика вываливала на меня свои впечатления, потом выдала. Вполне категорично.

— Дурак ты, Савва, ты и в моем мире хотел такое же безобразие устроить как здесь со всеми своими моторами, тракторами и самолетами?

Что ей ответить? Я и сам не знаю. Несло меня вверх по течению, я и не сопротивлялся. А кто бы на моем месте сопротивлялся, рубаху рвал и пуп царапал, крича: "оставьте меня лучше с кайлом в стройбате?" Вам смешно? Мне тоже.

Потом пошли деньги. Иной раз шальные и много. Кто отказывается от денег?

А деньги — они такая сволочь, что с определенного количества заставляют тебя самого бежать за ними туда, куда им хочется. Им, а не тебе. Деньги — хороший раб, когда их мало. Когда их много они твой хозяин. Часто жестокий хозяин.

А с другой стороны и без меня рано или поздно они там свой мир сами засрут не хуже нас. Нет другого рецепта для цивилизации, двигать технический прогресс кроме как зарастать всё вокруг мусором. Культурный слой, хуле.

Темный лес закрывал горизонт. Горбатые поля вокруг покрыты снегом. Отметил про себя, что снега навалило вполне прилично — будет урожай. А дорогу видно было, что утром чистили трактором. И шли мы по ней можно сказать с комфортом, пока не уперлись в знакомый выносной контрольно-пропускной пункт вертолетного полка.

С полосатым шлагбаумом.

Вспомнилось, как мы школьниками спорили, что называть его следует "шлагайзен" потому как сделан он из железной трубы, а не из дерева.

Как обычно на КПП стоял целый наряд — автоматчик в каске под грибком службу тянул, а пара его сменщиков в отличие от часового курили, укрыв сигареты в ладонях от ветра у двери в вагончик караулки.

— Стой. Предъяви пропуск, — привычно прогнусавил часовой простуженным носом, выйдя из-под грибка. Но, видя со мной женщину и маленького ребенка, автомат с плеча сдёргивать не стал, а вынул платок и шумно высморкался.

Мы с удовольствием остановились — устали уже топать в горку. Особенно Элика с Митей, которого последнюю пару километров я тащил на руках сладко спящего.

— Старший прапорщик Проноза в ОБАТО[25] еще служит? — спросил я караульного вместо приветствия.

И отдал Элике сына в руки.

— Начальник Ка-Пэ-Пэ на линию, — крикнул солдат вместо ответа в сторону отдельно стоящей щитовой бытовки с едва дымящейся трубой над ней. И снова стал пялиться на Элику. Что поделаешь: Элика красивая, а солдатик минимум полгода баб не видел.

Вылезший из здания заспанный сержант-контрактник в наспех наброшенной на плечи зимней камуфляжной куртке показался мне смутно знакомым, но через наш хутор много солдатиков прошло на разных работах. Особенно когда те срочную службу тянули.

Я повторил свой вопрос и сержанту.

— А ты кто такой ему будешь? — поинтересовался начальник поста, зевая.

— Деверь я ему. Я — Кобчик, — удовлетворил я его любопытство и протянул свой паспорт с хуторской регистрацией. — Савва Кобчик.

— Вроде да. Служит. Не слышал я, чтобы он увольнялся, — отвечал сержант, листая мой основной документ гражданина Российской Федерации. — Только прапорщиков в армии больше нет. Ликвидировали как класс. Теперь он у нас мамлей, младший лейтенант.

И все солдаты в наряде озарились идиотскими улыбками. Они и так с них не сходили, как только они уставились на Элику. Даже спрятав волосы под шапку, и завернувшись в платок, утомленная жена моя выглядела очень привлекательной. Несмотря на усталость.

Я тоже хмыкнул, представляя, как зять обижается теперь, когда его в шутку обзывают "младшим прапорщиком" за одну звездочку на погоне. Но сказал другое.

— Тогда сообщи ему, что Савва домой вернулся. С женой и сыном, — и добавил через несколько секунд. — Мы устали. Путь был долгий.

Москва, ноябрь 2015 — январь 2019.