Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Словом, Иволга предлагала мне нарушить одно из правил для ангелов… Точнее, не нарушить, а обойти. Она говорила, что могла бы отыскать в Книге Судеб запись о новорожденном, которому предстоит стать писателем, запомнить его имя и аккуратно надорвать уголок свитка, соответствующего его душе. А мне потом оставалось бы только найти в ворохе других судеб свиток с надорванным уголком.
Не буду утомлять вас описаниями борьбы, которая происходила в моей душе. Скажу только, что колебания были долгими и мучительными, но в итоге я все-таки согласился с ее планом. Я понимал, что, раз познав прелесть творчества, уже не могу жить иначе…
Время выбора новой подопечной души уже приближалось, а Иволга все никак не могла найти в Книге Судеб ничего подходящего. Каждый раз, когда она возвращалась со службы, я с нетерпением ожидал ее и даже выходил встречать. Однако она лишь грустно качала головой. Но наконец в один прекрасный день Иволга появилась с сияющими глазами и сообщила, что ей все удалось.
«Смотри внимательно, я надорвала уголок совсем чуть-чуть, чтобы никто не догадался…» – Она помахала свитком у меня перед носом. Никогда еще за все время своей ангельской жизни я не отправлялся в Комнату Судеб с таким волнением.
Мне почему-то показалось, что в этот раз моих собратьев, выбирающих души перед отправкой на Землю, было особенно много. Едва архангел сделал знак, я первым, только что не отталкивая других, бросился к легкому облаку, которое составляли парящие в воздухе белоснежные свитки. Все они выглядели абсолютно одинаково. В поисках нужного я стал перебирать их, от волнения то и дело выпуская из рук.
«Не волнуйся так, мой дорогой, – улыбнулся архангел. – Души у нас сегодня в основном чудесные, светлые… Бери любую – не пожалеешь!»
Но мне не нужны были светлые и чудесные, мне нужна была моя! Однако она все не попадалась и не попадалась. Я продолжал перебирать свиток за свитком, стараясь найти тот, что с надорванным уголком. Все собравшиеся смотрели на меня подозрительно, не понимая, зачем я так долго ворошу облако с судьбами. Кто-то из ангелов за моей спиной тихонько проговорил: «Наверное, подбирает себе душу по весу».
Кажется, я еще не успел рассказать вам об этом нашем поверье. Многие хранители верят в то, что души уже при рождении бывают большими и маленькими и можно по весу определить, которая легкая, а которая нет. Все мы знаем, что, скорее всего, это заблуждение, однако приятно думать, что ты хоть как-то можешь влиять на случайный выбор. Ведь кто-то из наших любит людей с душой широкой, как целый мир, а кто-то предпочитает маленькие, нехлопотные, предсказуемые.
– Ой, довыбирается на свою голову, – услышал я шепот за спиной, и в этот миг у меня в руках оказался мой свиток с надорванным уголком. От счастья я закружился на месте.
– Осторожно! – заволновался архангел. – У тебя почти под ногами чья-то судьба, не наступи.
Я нагнулся было, чтобы поднять то облачко, и обмер: уголок у опустившегося вниз свитка тоже был надорван. Точь-в-точь как у моего, уже согревавшего руку. Я поднял его и замер с двумя свитками в руках, не зная, что теперь и думать.
– Нет-нет, так дело не пойдет, – заулыбался архангел. – Зачем тебе две души сразу? Неужели так соскучился по людям?
Все вокруг засмеялись, глядя на меня, и от этого неожиданного внимания я совсем растерялся.
«Как же мне теперь быть? – стучало в голове. – Которая из этих двух судеб принадлежит моему Писателю?»
Я еще раз посмотрел на оторванные уголки, внимательно изучил оба свитка – они были похожи как две капли воды. Делать было нечего, надо было решаться на выбор. Я попробовал по весу определить, какой свиток тяжелее, – показалось, тот, что в левой руке.
– Ты выбираешь душу по тяжести? – Архангел не скрывал иронии. – И что тебя больше интересует: та, что тяжелее, или другая?
– Та, что тяжелее, – улыбнулся я, окончательно решив для себя вопрос. У Писателя никак не могла быть легковесная душа.
Глава 16Алексей. Картина седьмаяАвгуст 2009 года, день смерти
Дни тянулись однообразные, скучные, похожие друг на друга, как серые капли осеннего дождя. Алексей Ранцов, которому не исполнилось еще и сорока трех лет, чувствовал себя глубоким стариком. Он не писал своих книг, не читал чужих и вообще не мог найти себе никакого занятия, которое хоть как-то развлекло его и заполнило пустоту в душе. На некоторое время он увлекся было Интернетом, лазил по сайтам, скачивал фильмы, даже вступил с кем-то в виртуальную переписку… Но и это все быстро наскучило. Проснувшись однажды, он вдруг понял, что у него вообще нет желания включать сегодня компьютер, – и с тех пор больше не подходил к нему. Он пытался было гулять – но даже природа, казалось, была настроена против него. Погода вдруг испортилась, неожиданно и слишком резко для конца августа похолодало, зарядили мелкие, скучные, уже по-осеннему долгие дожди.
С утра до ночи Алексей бродил по комнатам ставшего вдруг таким чужим и неприветливым дома или часами сидел в кресле у камина, который не было ни сил, ни желания разжечь, и снова и снова перебирал в памяти все события своей жизни, вспоминал, размышлял… И каждый раз приходил к выводу, что все это было напрасно.
Он редко выходил из дома и целыми сутками ни с кем не разговаривал. Бесполезный мобильный телефон, в котором давно села батарейка, валялся неизвестно где. Леша не то что не ставил его заряжаться, но даже не искал – зачем? Все равно никто не позвонит. Казалось, весь мир навсегда потерял интерес к когда-то популярному писателю Ранцову. Теперь у Алексея был только один постоянный спутник – глухая, отчаянная, беспросветная тоска. Ну и еще паук в камине.
То утро сначала ничем не отличалось от других. Разве что потом сквозь уже ставшие привычными серые тучи вдруг проглянуло солнце.
Оставив на кухонном столе недопитый чай, он прошел в кабинет, где в сделанном на заказ шкафу, на видном и почетном месте, стояли, занимая целую полку, книги, которые он написал. И хотя они выглядели все так же красиво и стильно, обложки сохранили свои яркие цвета, «собрание сочинений», как он в шутку называл их раньше, уже не казалось ему чем-то значительным и даже достойным внимания. Алеша спрашивал себя, кому будут нужны его книги через год, два года, через пять, через десять лет? Да никому. Они и сейчас-то мало кому нужны… Переиздавать их никто не будет. Перечитывать, скорее всего, тоже. Так, просмотрели один раз и забыли. В лучшем случае засунули в шкаф подальше. В худшем – оставили где-нибудь в подъезде, на скамейке в сквере или на сиденье в общественном транспорте. Сейчас модно так делать. На Западе даже придумали специальный термин – буккроссинг, который отечественные остряки тут же переименовали в буквыбросинг.
«И это итог моей жизни? – думал он. – Это и есть мой след? Неужели кто-то вспомнит обо мне, о моих книгах, потом?» Он окидывал печальным взглядом соседние полки – Диккенс, Трифонов, Толстой, Чехов, Мопассан, Гоголь, Лесков, Лондон… «Вот о них будут помнить всегда, – мрачнел он. – А я – песчинка, нет, пылинка на их фоне». От этих мыслей, как спичка о спичку, загорались другие, такие же неутешительные; они разрушали его мир, создавали угнетающее ощущение, что он потратил громадную часть своей жизни впустую и что книги его пустые, и слава дутая, а значит, и следа никакого от него не останется.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
