Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Кое-кого еще можно было удержать обещаниями или большими деньгами, но таких отчаянных с каждым днем становилось все меньше. Первым уехал садовник-англичанин, потом французский повар. Разбежались музыканты и горничные. На глазах дичал оставленный без людской заботы парк, затягивало тиной некогда прекрасный пруд…
Той осенью между Степаном и нежитью началась необъявленная война. Первым никто не нападал, примерялся к противнику, присматривался. Хотелось верить, что Вран его, пограничника, боится, но думалось, что нелюдь просто забавляется. А чтобы эта жестокая забава стала еще веселее, Вран перекрыл все пути из Горяевского. Не для всех перекрыл, только для Аленки с Машенькой.
Когда Степан про это узнал? Да тогда и узнал, когда решился Оксану и Настену с девочками из поместья увезти. Для начала хоть бы и в Сосновый, а там, глядишь, и дальше. Потому что на войне женщинам и детям не место. И уж тем паче им не место в доме врага. Да только ничего у него не вышло. Дорога, которая связывала Горяевское с Сосновым, по которой столько хожено-перехожено, вывела их обратно к поместью. Степан попробовал пойти напрямую – лесом. Ему ли, пограничнику, не видеть тайные пути? Да вот не видел! Как только рядом с ним оказывалась Аленка или Машенька, исчезали пути, а все тропы возвращались в Горяевское. Он уже и так пробовал, и этак. И по берегу ручья пытался вывести своих девочек. И всех сразу, и каждую поодиночке. С Оксаной и Настеной получалось, а с их дочками – никак. Но какая мать согласится оставить родное дитя?
– …Что, заблудился, пограничник? – Вран явился, когда Степан уже совсем отчаялся, встал черной тенью за спиной. – Не хватает силенок мою ворожбу перешибить? А все потому, что в детях этих моя кровь течет, моя сила. Со мной у них связь куда как крепче, чем с матерями. Если не захочу отпустить, никуда они из поместья не уйдут, до самой старости при мне проживут. Или не проживут. – Он осклабился, и одноглазый ворон на его плече глухо каркнул. – Помни, пограничник, чьи жизни в моих руках. Не испытывай мое терпение, не становись на моем пути, не меряйся силенками. Я пока терплю, но терпение мое не бесконечно.
– И ты помни! – Степана переполняла ярость. От ярости этой дымилась земля под ногами, а воздух вокруг звенел, как натянутая струна. – Помни, если с ними хоть что-нибудь случится, если терять мне станет нечего, тебе не жить. Пусть я и сам издохну, но и тебя с собой заберу!
Испугался Вран? А ведь испугался! У кого-то же однажды достало сил привязать его заговоренной цепью к старой болотной сосне, сначала привязать, а потом и спалить едва ли не дотла. Вот и Степан так сможет. Вот теперь они все друг про дружку знают. Вот теперь они заклятые враги на веки вечные!
Так и расстались каждый при своем. Но силы свои Степан теперь попусту не тратил, собирал по капельке. Брал все, что давал лес, купался в ледяной воде ручья, шкурой впитывал растворенную в ней природную мощь. Готовился. И на болото то самое сходил, вытащил из гнилой воды ржавую цепь, спрятал в укромном месте до поры до времени. И след он теперь брал легко, будь то человеческий, будь то звериный. Успевали они с Дмитрием найти и вернуть обратно в Сосновый всех тех, кого заманивали в лес проклятые птицы. Пока успевали…
А в Сосновом за порядком присматривал Артемий. Создал парнишка добровольную дружину, которая каждую ночь патрулировала поселок. Свой так и недописанный роман он забросил и с тем, что Настасья больше не желает его видеть, смирился. Да только Степан знал правду – не смирился. Хоть и казался мягким, что глина, хоть и принял безропотно волю любимой, но все равно продолжал надеяться. А в душе наверняка мечтал стать героем не хуже того, про которого сочинял свою книжку. Каждый из них словно вел войну, и у каждого война эта была своя…
…Этот след был не такой, как остальные. Степан почувствовал это сразу, стоило только спешиться, коснуться рукой припорошенной первым снегом земли. Ошибся, не один след, а сразу два. Женщина и мелкий зверь. Если бы дело происходило не в лесу, решил бы, что кошка. Но откуда ж в тайге взяться кошке?
А женщине откуда, когда все в округе живут в страхе и даже за ворота выходят нынче лишь по крайней нужде?
– Что? – спросил Дмитрий. Он тоже спешился, встал рядом со Степаном.
А Степан уже чуял неладное. Резал кожу потайной ключ, рвался на волю. Лес вдруг затаился, притих. А тревога делалась все сильнее, и Степан взлетел в седло. Хоть бы не опоздать!
По лесу их с Дмитрием кони мчались ноздря в ноздрю, нетерпеливо всхрапывали. А Степан втягивал носом холодный воздух, принюхивался, как гончая, всматривался в переплетение серебряных и черных нитей, искал след. И нашел…
Девчонка с медно-рыжими волосами металась по лесной полянке, точно пламя. И у ног ее металась кошка. Даже Дмитрий, который не видел всего того, что видел Степан, понял, что и девчонка, и кошка попали в беду, соскочил с коня, сдернул с плеча ружье.
Дмитрий видел птиц. Крылатые твари сбились над полянкой в черный клин и по очереди падали вниз, атаковали. Пока еще по очереди. Пока еще рыжей девчонке и кошке чудом удавалось отбить нападение. Но птицы были не единственными. Степан заметил врага пострашнее. Безвременники заходили с четырех сторон, брали девчонку в кольцо. Никогда раньше они не пересекали границу, что отделяла болото от леса. С того, самого первого раза, Степан видел безвременника лишь однажды. Вот как раз на границе.
И девчонка их видела! Вот ведь диво! Сучковатой палкой отбивалась одновременно и от воронья, и от тварей. Кошка тоже отбивалась, сшибла одну из ворон, свернула шею и уже примерялась к следующей.
– Стреляй по птицам! – крикнул Степан, прорываясь через кольцо из безвременников. – Да девку не порань! – И тут же бросил девчонке: – Не бойся, милая, отобьемся!
Она замерла на мгновение, глянула на него зелеными глазищами, а потом ткнула палкой безвременника в лоб. Эх, дуреха, безвременника палкой не возьмешь.
– Я и не боюсь! – фыркнула совершенно по-кошачьи и снова завертелась по полянке волчком.
Она вертелась, Дмитрий с кошкой разбирались с птицами, а Степан убивал безвременников. Одного за другим. И казалось, что конца и края не будет всем этим тварям, что не устоять перед темной безумной волной, как вдруг вокруг сделалась такая тишина, что зазвенело в ушах. Просыпались трухой безвременники, улетела Погоня. По своей воле улетела или Вран отозвал?
А девчонка, которая еще секунду назад крутилась по полянке волчком, сейчас ничком лежала на снегу, марая этот снег алым. И кошка ее шипела, не подпускала к хозяйке ни живых, ни мертвых. Да только Дмитрий на кошачье шипение не обратил ни малейшего внимания, упал на колени перед девчонкой, рванул за полы хлипкого беличьего полушубочка с такой силой, что посыпались на снег костяные пуговицы.
– Ну что ты? Что ты? – бормотал себе под нос, осматривая и ощупывая, откидывая рыжие кудри с окровавленного лица.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
