– Госпожа. – Голос Кса-Буна напоминал призыв бестелесного духа, начисто лишенный эмоций и интонаций. Урановая руда убивала даже их. – Нельзя оставаться тут долго, это гиблое место!
– Там будет намного хуже! – Я указала в проем ворот, криво сколоченных из выбеленных ветром и солнцем досок. За этими воротами начиналась наклонная штольня[47], хорошо знакомая канагерийцу и алчно поглотившая жизни сотен его погибших друзей. Но я собиралась попасть в проходы, располагающиеся намного ниже того уровня, на котором рабы Ринецеи добывали «мертвую руду». Туда, где располагались источники энергии, питающие сооружения демиургов, и находился загадочный Перекресток миров.
Поднатужившись, Кса-Бун открыл тяжелую створку, из-за которой ощутимо тянуло то пронизывающим до костей всплеском промозглого холода, а то резко сменяющим его дуновением удушающего жара. То было дыхание самой смерти.
У щербатого порога валялись брошенные рабами горные инструменты, в основном кайла и лопаты, и несколько отлично просмоленных факелов. Мы запалили фитиль одного из них и огляделись. Темный коридор уходил во тьму, проложенный по направлению к рудному штоку[48], разведанному и разработанному. Мы осторожно продвигались вперед, освещая дорогу скудным светом факелов. Причудливые тени плясали на сырых, матово отблескивающих стенах, состоящих из черного штокверка[49], местами разбавленного серыми вкраплениями урановой руды. С низкого, грубо вырубленного в камне свода штольни капала темная жижа, скапливаясь на полу и образуя масляно-переливающиеся лужицы, издающие резкий, весьма неприятный запах.
– Осторожнее, госпожа, – предостерег меня бдительный телохранитель, заставляя перешагивать через вонючие озерца черной жидкости. – Это каменное масло[50]– жутко горючая штука. Держите свой факел подальше от него, дабы избежать пожара.
– Велика ли выработка? – спросила я, точно следуя его указаниям.
– Не очень, – коротко ответил чернокожий воин, почти неразличимый во мраке подземелья. И лишь благодаря своему острому зрению я смутно видела его высокую фигуру да ослепительно вспыхивающую белозубую улыбку. – Но у задней стены коридора мы обнаружили нечто невероятное, созданное кем-то неизвестным и задолго до нас.
– Заброшенный штрек![51]– не предполагая, но утверждая, уверенно подсказала я. – А в нем – глубокий шурф![52]
– Тогда это открытие повергло нас в недоумение, – вспоминал канагериец. – Но теперь я понимаю: все это создали великие творцы, о чем и говорится в Хрониках Бальдура.
Мы шли довольно долго. Темнота и затхлость воздуха сгустились неимоверно, почти физически давя на грудь. Кровь приливала к голове, неся с собой звон в висках и привкус желчи во рту. Пульс участился многократно, грозя взорвать набухшие мучением вены. И когда мне стало казаться, что я уже неспособна сделать ни шагу дальше, что сейчас я просто свалюсь замертво, готовая сдаться и просить пощады у кого угодно: у богов, у судьбы, у смерти, дорога вдруг закончилась. Я едва удержалась от падения, застыв на краю огромного провала, четко отмеченного стальными балками.
Это оказался даже не примитивный шурф, а добротно обустроенный квадратный колодец, аккуратно облицованный стальными плитами и уходящий вниз, на не поддающуюся осознанию глубину. Мы сбросили вниз зажженный факел и следили за ним до тех пор, пока он не превратился в крохотную светящуюся точку, погасшую прежде, чем я услышала звук удара о дно колодца.
– Он сгорел на лету! – ошарашенно пробормотал Кса-Бун. – Этот провал, очевидно, ведет прямо на Нижний уровень или же длится бесконечно…
– Хочешь проверить? – с безумным хохотом предложила я, подтягиваясь на руках и забираясь в решетчатую клеть, зависшую в полуметре над жерлом колодца. – Нам все равно требуется попасть вниз во что бы то ни стало!
– Явное самоубийство! – ворчал Кса-Бун, запрыгивая следом за мной. – Мы разобьемся в лепешку.
– Существует только один способ проверить справедливость твоего утверждения! – Я нажимала разноцветные кнопки, расположенные на панели управления, но клеть оставалась недвижимой. – Гоблины проклятые, эта машина демиургов давно вышла из строя и заржавела…
– Госпожа, проявите же благоразумие, – уговаривал меня сильно напуганный канагериец, хватая за локти и пытаясь утихомирить. – Ваши усилия бесполезны, давайте вернемся обратно…
– А вот фигушки! – Я вывернулась из его железных объятий, выхватила из ножен Нурилон, просунула его сквозь верхние прутья клети и изо всех сил рубанула по удерживающему ее тросу.
Стальная лента, толщиной не уступающая моей руке, лопнула точно льняная. Клеть вздрогнула, будто отпущенная на свободу лошадь, неуверенно покачнулась и, стремительно набирая скорость, рухнула вниз, скатываясь по направляющим полозьям…
Все произошедшее далее я помню весьма смутно. Ветер свистел у меня в ушах, развевая волосы и забивая крик обратно в глотку. Кса-Бун что-то пронзительно выл, кажется умоляя Пресветлых богов послать нам быструю и безболезненную смерть. В унисон его воплям я дико выкрикивала какие-то грубости, похоже вульгарно клянясь поймать коварных творцов и надрать им задницы, если таковые у них имеются. Пол клети сильно нагрелся, ибо наше фантастическое путешествие сопровождалось целыми фейерверками искр, рождавшихся от соприкосновения передвижной конструкции с металлом стен. А потом я вдруг ощутила чудовищный удар и будто со стороны услышала жуткий хруст своих переломанных костей. Безумная вспышка боли взорвалась в мозгу, неся забвение и освобождение от уз плоти. И все – больше ничего…
Тишина… Мрак… Пустота…
– Марвин, – барон вытянул вперед свой зыбко подрагивающий от волнения палец, – что это?
Некромант, мужественно боровшийся с ужасным зудом, раздирающим его многострадальный нос, испытующе глянул поверх ладони сильфа, одновременно пытаясь сморгнуть навернувшиеся на глаза слезы. На том месте, где по идее должен был сейчас находиться Огвур, возникло что-то бурое и комковатое, медленно колышущееся примерно в полутора метрах над землей.
– Вот демоны, – неразборчиво ругнулся маг, – это же желудок, вернее, его содержимое… Морок распространяется лишь на то, что имелось с нами или на нас в момент его наложения…
– Сматываемся, – лаконично приказал Генрих, мгновенно оценив возникшую вероятность скорого разоблачения. – Гоблины забери эту ненасытную орочью утробу. Не мог потерпеть!
