Все, что он мог, это разинуть рот.
— Ты точно не боишься, правда? — сомневалась она.
— Нет! — он яростно замотал головой. Дахут затосковала.
— Послушай, Томмалтах. Пожалей меня. Ты ведь знаешь, как разбита в последнее время моя жизнь. Конечно, знать не можешь, но наверно догадываешься. Я, молодая, счастливая, полная надежд, словно в западне, и одна между мирами, как будто бездомный фантом. Что я буду делать? Что я в силах сделать? Что со мной станет? Или с Исом, городом, где король пренебрегает богами? — Она высвободилась от него, стояла, сжав на груди кулаки, и смело продолжала: — Но я себя оплакивать не намерена. Более того, готова порадоваться еще разок, пусть он даже будет в моей жизни последним. Почему я должна сидеть и плакать одна у себя дома, в то время как весь Ис будет кутить?
— О, моя госпожа. — Его голос дрожал от боли. Дахут поморгала, смахнув слезы с глаз, и снова улыбнулась, и пока она говорила, улыбка становилась озорной.
— И впредь петь, танцевать, пировать, пока не уйдет ночь, это меня подбодрит, это будет моей вестью судьбе о том, что я еще не сломалась. Как знать? Это может вернуть мне удачу. Боги любят смелых. Я слышала, что скоттские воины часто целуют наконечники копий перед битвой и идут в нее, смеясь. Тогда ты меня должен понять. — (Он кивнул не в силах от удивления сказать ни слова.) — Теперь я не могу открыто творить шалости. Даже будучи весталкой, я должна была вести себя осторожно. Как одна из тех, кто называет себя королевой, я должна присутствовать на официальном банкете галликен, но могу слезно отпроситься. Чего я хочу, так это выйти в маске, неузнаваемой, и смешаться с толпой. И для развлечения, и для безопасности мне нужен сопровождающий, молодой человек, который потом сохранит мой секрет. В этом я не могу доверять в Исе любому, но тебе, Томмалтах, тебе я доверяю полностью. Ты будешь моим спутником сегодня вечером?
— Госпожа, — проворчал он. — Я бы за вас умер.
— О, в этом нет необходимости. Спасибо, милый дорогой Томмалтах, спасибо тебе!
— Это я вас должен благодарить…
— К тому же ты так красив и привлекателен! — Дахут кинулась в пляс, прямо там, на большой дороге, воздев руки к солнцу. Она пела. А он стоял и изумленно смотрел. Наконец она снова взяла его за руку и направилась вперед по дороге.
— Нам лучше скорее отправиться в обратный путь, по отдельности, — сказала она. — Но этот маленький отрезок времени принадлежит нам, как и вся ночь, до восхода луны.
Он понемногу очнулся, и они беспечно болтали о своих планах.
Их прервал шум, стук копыт, доносившийся издалека. Они встали на обочине дороги, и Дахут закрыла лицо капюшоном. Мимо пронеслась всадница. Проезжая, она едва взглянула на них, может быть не узнав даже мужчину. Они ее знали, тонкие черты, распущенные в беспорядке светло-каштановые волосы, высокое тело, что созрело, и годы и двое детей не сделали неповоротливым, — наспех одетая, не позаботившись о внешности, а ее жеребец, несомненно, был в такой же спешке взят на прокатной конюшне у промышленных… Она пронеслась дальше по дороге.
— Королева Тамбилис, — в изумлении произнес Томмалтах. — Чего ей может быть нужно? Ах да, конечно. Сегодня король возвращается домой. Она едет его встречать.
— Я должна была это знать, — прошипела Дахут. — Мне следовало догадаться, когда я встретила сегодня Гвентия. Но даже ни на секунду не задумалась.
Краем глаза он увидел, что она побледнела; казалось, побледнели даже радужные оболочки глаз. Внезапно она от него отвернулась.
— Не хочу видеть их вместе, — расслышал он. — И не желаю. Ни его, ни ее.
Она снова зашагала в сторону Иса, чуть не переходя в бег. Он шел следом.
— Госпожа, — в полной беспомощности бормотал он. Она кинула назад распоряжение:
— Потерпи немного. Я должна прийти в себя. Ничего не говори. Ты потом все услышишь — по поводу Охотничьей Луны.
Он резко остановился и смотрел, как она от него уходит.
III
Вечер Самайна был отчаянно ярким. Это было к лучшему, поскольку предстояло много сделать. По всей Эриу важный люд со своими слугами открывал сезонные ярмарки, которые длились три дня. Большинство владельцев так рано приехать не могли. Сначала им нужно было привести на зиму стада и выкопать все те корнеплоды, что еще были в земле, чтобы они не высохли от ужасов этой ночи. Они должны потушить все камины и встретиться на вершинах холмов, и взять новый огонь от заново зажженных пламеней, после чего вожди отводят их на жертвоприношение. Их жены и дети тем временем подготавливают дома, сплетая вместе ивовые прутья с орешником, рябину, и тис, привязывают их поперек дверных и оконных проемов, выставляя за порог еду для умерших, что придут и будут бродить около, беря воду из священных ручьев и прудов и варя для семьи кашу из определенных диких сортов зерен и семян, следя за тем, чтобы в лампах было довольно масла и свечей с фитилем, чтобы хватило на тьму.
Когда зашло солнце, все состоятельные заторопились внутрь. Завтра и послезавтра они будут встречать новый год. Этой ночью они жались от Тех, кто потом отправится за границу. Несколько самых могущественных друидов остались снаружи, чтобы получить предзнаменования; собрались несколько шабашей, выполнить обряды и произнести заклинания от имени Фири Волга и фоморов; преступники и изгои съеживались в папоротнике; но все равно лунные часы были отданы нечистой силе.
Кроме Ниалла Девяти Заложников и его возницы.
Народ в Телтоне затрепетал, забормотал, стал отмахиваться. Их было немного, в основном воины на страже на крепостных фортах поблизости. Здесь великая ярмарка проходила в Лугназад. Самайнская ярмарка была в самом Темире, и король обязан был там присутствовать.
Вместо этого он накануне пришел с охраной и слугами, открыл и занял королевский дом, разослал туда-сюда гонцов, и тайно посовещался с теми, кто приехал; а их было жутко много. Его воины были отобраны: старые задиры с черствым сердцем, что сопровождали его долгие годы, некоторые даже к стенам Иса. Точно так же и слуги мало думали про Богов и еще меньше про привидений. Был дикий пир; ссора за долю героя привела к убийству, не припоминали, чтобы раньше такое было.
Ниалл отрицал, что это будто бы дурной знак. Он передал, что его дубильщик Нат Ай вполне может руководить жертвоприношениями первого дня и игры в Темире. Он, Ниалл, вернется туда на заре. Самайна — расстояние до туда составляло всего лишь десять лье или около того — чтобы принять участие в Заточке Оружия, Венчании Невесты Года и в тех обрядах, где он был нужен. Но этим вечером он должен остаться в Телтоне.
Потому что это было тем местом, где похоронены короли и королевы.
В этот день его люди принесли дрова к указанной им могиле. Ближе к закату их подожгли три женщины. Больше никто не смел наблюдать за их действиями. К тому же вид заслоняли курганы, хотя кроме могильного холма молочной матери Луга посередине, они не были ни длинными, ни высокими. В отличие от Детей Дану в Браге, потомков Ира и Ибера, умершие покоились каждый в своей палате, в одиночестве.
