Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Конечно, это были впечатляющие, но все же локальные успехи. Признаем очевидное: в V–VII веках фундаментальная классика науки была еще не по зубам церкви.
Почему?
Во-первых, по причине огромного количества «списков» Аристотеля, Эпикура et cetera, истребить которые у христиан не было физической возможности.
Во-вторых, ввиду отсутствия какой-либо собственной внятной концепции происхождения жизни.
Ни у Августина, ни у Исидора, ни у Василия не было представлений о том, насколько тотальной будет власть церкви, начиная уже с IX века.
Если бы они предвидели будущие возможности своей организации, то, вероятно, и не стали бы хитрить и искать «лазейки» в библейских текстах.
Но Исидор, Августин и Василий, по всей вероятности, предполагали, что конкуренция с наукой может быть долгой и драматичной.
Ориентируясь на современную для них реальность, первые церковные идеологи приняли понятные меры предосторожности, заключив с наукой формальный мир и отчасти перед ней склонившись.
Если признать справедливость наших суждений, то все становится на свои места и загадочный еретизм отцов церкви получает исчерпывающее объяснение.
Итак.
Чтобы придать респектабельность и конкурентоспособность своему детищу, первым творцам теологии пришлось «натянуть» племенные и крайне провинциальные тексты Библии на хоть какой-то научный каркас. Использовать в таком качестве они могли только античные знания и посему… присели в глубоком реверансе перед Стагиритом и его теорией самозарождения, поставив Аристотеля выше бога и Моисея. В этом была маленькая, но очень конструктивная хитрость, отчасти снявшая с христианства обвинения в дикости и провинциализме.
Versio II.
Вторая версия прозвучит несколько фантастично, но мы не имеем никакого права её исключать.
Вполне возможно, что открытое пренебрежение библейскими смыслами было вызвано не конъюнктурой и не стратегическими соображениями, а очень ироничной оценкой мироздания «по Моисею».
Да, имена Исидора Севильского, Василия Кесарийского, бл. Августина и Фомы Аквината сейчас стали синонимами ограниченности и фанатизма.
Но!
Не забываем о том, что время — это кривая и мутная линза. Никто не может состязаться с ним в способности исказить любой факт и образ.
Быть может, на самом деле эти люди были смельчаками, уже тогда вставшими на сторону знания, подлинными гностиками, что ткали узористое полотно высокой теологии для себя и единиц себе подобных, оставляя церковным массам библейский примитивизм.
Отметим, что отцами церкви не обсуждалась автогенерация более сложных существ. Опасность подобных размышлений была слишком велика и очевидна. Библия категорично оставляла «авторское право» на творение большей части животного мира и человека исключительно за богом. Здесь лазеек для идеологов христианства, вынужденных несколько «отрихтовать» Св. Писание под Аристотеля (и отчасти Платона и Эпикура) не оставалось. Впрочем, в этом не было и особой потребности. Всеобъясняющего принципа автогенерации жизни в органических субстанциях было достаточно, чтобы выстроить удовлетворительную картину сотворения мира. Ее можно было использовать в изысканиях, естественно не переходя те незримые черты, что были обозначены в сочинениях отцов церкви, но держа ее в уме, как некий универсальный ключик ко всем загадкам изначального жизнеобразования.
Отметим, что поиск эмпирических доказательств самозарождения организмов всегда казался излишним.
Бэконы, Галилей, Коперник, Гук, Картезиус и др. приняли данную идею без возражений и оперировали ею, как некой «вечной истиной». Разумеется, почти не переходя границ, обозначенных «отцами церкви».
Френсис Бэкон (1561–1626), в частности, в качестве примера описывал самозарождение чертополоха в земле, а Роберт Гук (1635–1703) настаивал на таком же происхождении всех видов грибов и плесени.
В XVI веке Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм (Парацельс) резко нарушил «правила игры», распространив принцип Generatio spontanea с низших форм жизни на самого человека. Он писал: «Возьми известную человеческую жидкость и оставь ее гнить в запечатанной тыкве, потом в лошадином желудке сорок дней, пока там не начнет двигаться, жить и копошиться, что легко заметить. То, что получилось, еще нисколько не похоже на человека, но прозрачно и без тела. Но если потом осторожно, ежедневно и с благоразумием питать человеческой кровью и сохранять в течении сорока недель в постоянной и размеренной теплоте лошадиного желудка, то произойдет настоящий живой ребенок, только очень маленький». «De natura rerum».
Сегодня этот пассаж Парацельса кажется образчиком босховского фантастизма, порождением гомункулярных грез и откровенным мракобесием.
Но это сегодня.
В год же своего написания парацельсово откровение было эталоном научности и свободомыслия. Декларируя возможность лабораторного выведения «маленького прозрачного человечка», Гогенхайм не просто нарушил границу допустимого для науки, но и пошел в «лобовую атаку» на бога.
Гомункулизм (как бы он не был сегодня смешон) отбирал у божества прерогативу творения не только низших, но и высших форм жизни, тем самым вообще ставя под сомнение роль сверхъестественной силы в мироздании.
Парацельс поплатился за свою вольность всего лишь изгнанием. У мягкости этого наказания есть, разумеется, своя любопытная история, но она имеет мало отношения к обсуждаемому нами вопросу.
Впрочем, выходка знаменитого врача и алхимика никак не повредила концепции самозарождения. Она продолжала жить, владеть умами и служить основой научного мировоззрения того времени.
К VII веку авторитет идеи был столь велик, что опыты доктора Жана Батиста Ван-Гельмонта (1580–1644), которые тот проделал с пропотелым бельем и пшеницей, были восприняты уважительно, но несколько недоуменно.
Repeto, самозарождение представлялось настолько бесспорным научным фактом, что эмпирическая проверка его истинности выглядела чудачеством.
В чем заключались опыты Ван Гельмонта, имевшего превосходную научную репутацию медика, химика да еще и специалиста по питанию растений?
Напомним, что почтеннейший доктор набил глиняные горшки своими грязными, сильно пропотевшими рубашками, пересыпанными зерновой пшеницей и через пару недель получил в этой субстанции «самозародившихся» мышей обоих полов.
Процитируем самого доктора: «Ибо если вы набьете открытый кувшин нижним бельем, загрязненным потом, добавив туда некоторое количество пшеницы, то приблизительно через двадцать один день вы почувствуете изменение запаха, поскольку закваска, находившаяся в белье, проникает сквозь пшеничную шелуху и превращает пшеницу в мышь.» Van Helmont J. B. Ortus medicinae (1667)
Успех эксперимента был несомненным. Представления и науки и теологии о происхождении живых организмов подтвердилось писком восемнадцати веселых мышат.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
