Еще Ларис гадала на кофейной гуще. Иногда к ней выстраивались очереди желающих узнать будущее. Прорицательницей Ларис была, вероятно, не очень правдивой, потому что всем обещала всегда только хорошее. Самым худшим прогнозом, который могла кому-то дать Ларис, было:
– Будешь не знать, что тебе делать, но потом поймешь и сделаешь все хорошо.
Когда позитивные прогнозы Ларис сбывались, соседи приходили к ней с конфетами – Ларис любила хорошие конфеты – и обсуждали, как хорошо, что Ларис видит будущее в гуще. А когда положительные прогнозы не сбывались, все равно к ней приходили и говорили:
– Не смогли мы сделать так, как вы сказали, тетя Ларис.
Всю жизнь Ларис работала медсестрой. Она умела делать уколы и ставить банки. Из-за этого к ней тоже приходили, когда болели, и Ларис считалась еще и целительницей. Если сосед к ней приходил с головной болью, Ларис вела его в свой сад и давала ему грушу и велела ему ее съесть и думать о хорошем, когда кушает. Сосед с больной головой так и поступал, и Ларис ему говорила, что все должно пройти. И голова проходила, и сосед рассказывал об этом всей улице. А если голова не проходила, сосед тогда говорил:
– Ларис мне сказала кушать грушу и думать о хорошем, а я, когда грушу ел, думал, что Робику я вторую неделю аппарат для чачи отдать не могу и Робик меня уже считает аферистом. Зачем я про это думал, вот теперь с головой дальше мучаюсь, а Робику все равно аппарат не нужен пока.
Во время войны, когда Ларис была медсестрой в отряде Абика, она однажды встретила в лесу медведя и гаркнула на него. У Ларис было и до войны это свойство. Она очень редко на кого-то сердилась, почти всегда смеялась – была оптимистом. Но если вдруг ее сердил, например, цыпленок, который пытается учиться летать и портит рассаду перцев своими грубыми посадками, или если алабай Том, была у него такая привычка, мощным басом, монотонно, через каждые три секунды, лает уже тридцать минут – Ларис могла издать гарк такой громкий, яростный и внезапный, что цыпленок в ужасе улетал на бреющем полете, а мощный алабай Том прятался в будке и потом полдня не показывался. Соседи говорили, что когда Ларис кричит – гнется хурма, как в бурю. Во время войны Ларис однажды пошла в лес за опятами. Была осень. Шли дожди, потом вышло солнце – и появились опята. Ларис любила эти грибы, иногда ей даже жалко было их жарить, до того они красивые. Ларис набрала опят и уже возвращалась в лагерь довольная, когда на нее вышел медведь. Ларис сказала медведю по-армянски:
– Извини, пожалуйста, мончес (по-армянски «сынок»), не могу грибы отдать тебе, без них как буду ужин готовить для людей? Найди себе что-нибудь другое как-нибудь, ты же медведь или что.
То ли медведь был в очень плохом настроении, то ли по-армянски не понимал, но он встал на задние лапы – захотел напугать Ларис. Медведь зря так сделал. Ларис так гаркнула на медведя, что он, по словам самой Ларис, «так расстроился. Убежал. Как потом жил, бедный, не знаю».
В лесу во время войны больше всего Ларис переживала, что захватчики найдут и съедят ее закрутки, которые она оставила в подвале, когда они с бедным Альбертом убежали в лес. Смешной Абик сначала не хотел брать Ларис в свой отряд медсестрой, сказал, что ей нельзя на войну – она уже бабушка. Но Ларис ответила, что она видела про себя в кофейной гуще, что доживет до 130 лет. Абику нечего было на это возразить, потому что Ларис считалась прорицательницей, и он взял ее в отряд медсестрой. Он даже пытался ее заставить носить бронежилет, но Ларис примерила его и сказала, что носить бронежилет не будет, потому что он слишком тяжелый и потому, что он ее полнит. А вот каску Ларис все-таки носить стала. Она нашла ее сама, когда из города сбежали миротворческие силы, иностранцы, которые в городе появились как раз перед войной. Ларис тогда удивлялась: почему, когда появляются миротворцы, начинается война? Каска была голубая и почти новая, она понравилась женщине. На ней было написано «ООН». С обратной стороны Ларис написала – «Лариса Кабикян», чтобы каска не потерялась.
Однажды во время боя пуля попала в шлем Ларис. Голубая каска спасла ей жизнь. Ларис перекрестилась и сказала:
– Бог, спасибо тебе, что спас мою жизнь.
В этом же бою через час еще одна пуля попала в каску Ларис. И опять не пробила ее. Ларис снова перекрестилась и сказала:
– Бог, спасибо тебе, что опять меня спас. Прошу тебя, никуда далеко не уходи.
С тех пор Ларис считала эту каску счастливой и всегда носила ее.
Однажды Ларис ночью перевозила раненых, женщин и детей. На большом грузовике их везли в госпиталь. Вдруг на ночной дороге появились фигуры с автоматами. Они остановили машину. Это были, как их тогда называли, «фашисты» – мародеры и убийцы непонятно какой национальности; ходили они в масках и воевали сами за себя, убивали всех, у кого можно что-то отнять. «Фашистов» было трое. Они были пьяные. Сначала они направили на машину автоматы, заглянули в кузов, увидели, что в ней нет вооруженных людей, а только раненые. Тогда «фашисты» расслабились и приказали всем женщинам выйти. Они хотели забрать женщин, потому что ничего больше ценного в машине не было. Пока «фашисты» обыскивали и облапывали первую женщину, которая вышла из кузова, Ларис вдруг выпрыгнула из машины, подскочила к ним сзади с пистолетом в руках и гаркнула:
– Убью, ложись, я смертница!
Трое «фашистов» ни к нападению смертницы, ни к гарку Ларис не были готовы. Они упали на землю. Ларис быстро забрала у них автоматы. Потом женщины связали бандитов поясками от халатов и шнурками. Все это время «смертница» Ларис держала «фашистов» под прицелом. Как раз в это время мимо ехал патруль абхазов. Патруль даже развязывать мужчин не стал. По ним выпустили магазин из «калашникова». Ларис не стала смотреть, как их убивают, отвернулась.
Потом, в машине, когда поехали дальше, Ларис сказала женщинам:
– Как хорошо, что «фашисты» не заметили, что пистолет у меня синенький.
Когда машину остановили, рядом с Ларис сидел маленький мальчик. Ларис тихо сказала ему тогда:
– Дай мне сюда.
И взяла его синий игрушечный пистолет. Угрожая игрушечным оружием, Ларис победила «фашистов» и спасла жизни женщин – их бы всех убили, после того как надругались.
Однажды Ларис попала в страшный бой. Две небольшие группки людей – в каждой было человек по тридцать, не больше, – но вооруженные всем, чем только можно, просто измолотили друг друга на узкой улице. Бой стих не потому, что кто-то победил. Просто убиты и изувечены оказались все до единого. Все, кто был еще жив, страшно кричали:
– Не стреляйте! Передышка! Передышка!
Ларис сначала вытащила, как могла, всех своих. Перевязала. Но раненные с другой стороны тоже страшно кричали. Тогда Ларис в своей голубой каске переползла на другую сторону поля боя и там перевязала и «тех, других» – раненых грузин. С этого дня «бабка в голубой каске», как стали ее называть, много раз переходила через линию фронта, и никто не стрелял в нее – все ее знали. Она участвовала в организации обмена телами убитых и пленными и даже в переговорах двух воюющих группировок.
