Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Петр Васильевич, когда вы получите пожизненное заключение, у вас будет много времени. – Головинский раскрыл маленький кожаный кейс с золочеными замочками и укладывал в него бумаги. – Мой самолет будет готов через три часа. Я сам за вами заеду.
– Но мы оставляем здесь столько собственности! Оставляем Глобал-Сити! Ведь это все наше!
– Все наше будет нашим. И не наше тоже будет нашим! – засмеялся Головинский. Его глаза вдруг закатились, наполнились белыми бельмами. Зрачки ушли в глубину глазниц, словно созерцали зрелища потустороннего мира. Бельма исчезли, и на Лунькова смотрели яростные хохочущие глаза, в которых пылал рыжий огонь подземного царства. – Через три часа я заеду за вами.
Луньков вернулся в свой кабинет в Спасскую башню. Перебирал бумаги. Большую часть отдавал на съедение режущей машине, которая превращала их в лапшу. Важные документы складывал в отдельную стопку.
Вошла секретарша:
– Петр Васильевич, к вам посетитель, Владимир Спартакович Притченко.
– Зовите. – Луньков прикрыл заветную стопку белым листом, выключил чавкающую машину.
Притченко вошел, сдержанный, точный, почтительный. Держал в руках аккуратную кожаную папку. Луньков предложил ему сесть.
– Петр Васильевич, вы назначили мне встречу на завтра. Но появилась свежая информация, и я решил навестить вас сегодня. Это свежие кардиограммы Плотникова, получены час назад. Думаю, они вас обрадуют. – Он раскрыл папку, где лежали бумажные ленты с линиями, всплесками и провалами. – Похоже, это конец губернатора.
– Владимир Спартакович, мне это известно. Операция «Песчинка» завершена. Хочу выразить вам благодарность от себя лично и от имени Льва Яковлевича. Ваша помощь была бесценна. Я знаю, Плотников искал источник, откуда происходит утечка самой интимной о нем информации. Но не мог догадаться, что этот источник – вы.
– У нас с вами, Петр Васильевич, были одни и те же учителя, – произнес Притченко. Вертикальная линия, разделявшая его лицо на две половины, стала розоветь, набухать, как старинный рубец, оставленный скальпелем.
– Еще раз хотел поблагодарить вас, Владимир Спартакович, и сказать, что мы временно прекращаем отношения. Операция завершена, все деньги переведены на ваш счет.
– Благодарю, Петр Васильевич. Мне было приятно с вами работать. По тому, как развивалась операция «Песчинка», могу судить о вас как о высоком профессионале. – Рубец на лице Притченко багровел и взбухал. Казалось, что его голова составлена из двух частей, сшитых и склеенных. Он поднялся, собираясь идти.
– Один вопрос, – остановил его Луньков. – Простите за любопытство. Почему вы, вице-губернатор, человек весьма состоятельный, чье благополучие зависит от благополучия губернатора, почему вы стали играть против него?
– А почему вы стали играть?
– Ну, мы с Головинским, понятно. Мы хотели остановить Плотникова. Он готовился переехать в Москву, и там, занимая высшую должность в правительстве, он мог сменить курс. Разрушить модель, которую Головинский и его единомышленники и друзья утверждали в России с таким трудом. Неосталинизм, модернизация, сильное государство, – зачем лукавить, все это поможет выйти России из кризиса. Миру не нужна сильная и агрессивная Россия. Миру нужна слабая и кроткая Россия, которая поила бы мир нефтью, кормила хлебом, передавала миру своих художников и ученых. Мы останавливали Плотникова в интересах цивилизованного мира. А вот вы зачем, Владимир Спартакович?
Рубец на лице Притченко багровел, становился синим. Казалось, вот-вот голова развалится на две половины, и откроются оскаленные блестящие зубы, губчатые мозг, пищевод, кровяная аорта.
– Моя фамилия Притченко. Я родился в Виннице. Там моя родня, могилы моих предков. Я украинец. Россия напала на Украину. Я хочу поражения России. Хочу, чтобы она скорей рухнула. Плотников и его деятельность – это шанс для России. Я хочу отнять этот шанс.
– Неужели так глубоко в вас сидит украинец?
– Нельзя предавать свой народ. Народ не должен предавать свою историю. Иначе этот народ – предатель. Разрешите идти, Петр Васильевич?
– Куда ж вы теперь?
– В Украину. Там мой народ.
Притченко вышел, и Лунькову показалось, что в дверях тот схватился за голову, чтобы она не распалась.
Проводив Притченко, Луньков стал собираться в дорогу. Перевел деньги в «Дойчебанк» и «Барклай». Уничтожил лишние бумаги. Отправил несколько писем деловым партнерам, намекая на изменившиеся обстоятельства. Он предвкушал предстоящий отлет. Рассматривал его не как бегство, а как начало новой, увлекательной карьеры, где ему отведено место в могучей корпорации, в ее аналитическом центре. Там собрались изысканные аналитики, рафинированные программисты, исследователи национальных культур и архетипов, работники спецслужб, подобно ему оставившие свои прежние организации, перешедшие на службу в промышленно-финансовую группу.
В этих сладостных предвкушениях он провел три часа, ожидая машину Головинского. Но машины не было. Он подождал еще полчаса, раздражаясь на необязательность шефа. Позвонил ему по мобильнику, но абонент оказался недоступным. Позвонил в приемную, но телефон молчал. Набрал самый секретный номер, который использовался в чрезвычайных случаях, но дамский металлический голос сообщил, что номер снят с обслуживания.
Луньков испытал тревогу, неясное подозрение, дурное предчувствие. Вызвал машину, из Спасских ворот отправился в Вестминстерское аббатство. Но узнал от охраны, что Головинский сорок минут назад уехал в аэропорт.
Дурные предчувствия усилились. Вскрывался чудовищный обман, вероломство. Он примчался в аэропорт и у начальника смены узнал, что Головинский, проделав все формальности, сел в самолет, и его личный «Фалькон» выруливает на взлет.
– Остановите, остановите взлет! – кричал начальнику смены Лучков. – Останови, черт бы тебя побрал!
– Невозможно, Петр Васильевич. Борт взлетает.
Луньков выбежал из стеклянного здания аэропорта. В вечерних сумерках, в аметистовом свете прожектора увидел взлетающий, похожий на дельфина «Фалькон».
– Будь ты проклят! – Луньков сотрясал кулаками вслед самолету, в котором Головинский удобно откинулся в кресле. Подносил к губам бокал золотистого шабли.
Семка Лебедь шел по вечернему городу, чувствуя рези в желудке. Его тошнило, выворачивало. Хватаясь за живот, он забрел в подворотню. В темном грязном углу двора его стошнило. Рвало зловонной слизью. Он хрипел, задыхался. В липкой рвоте блестели бриллианты. Семка отер рукавом рот, нагнулся и стал извлекать бриллианты из смрадной гущи. Складывал их в тряпицу.
Глава 29
Плотников лежал в палате под капельницей, в забытьи, с искусственной вентиляцией легких. Не испытывал боли, а только внезапную пустоту в груди, словно падал в невесомости. И тогда на мониторе бегущая синусоида выпрямлялась, и некоторое время оставалась ровной. Но потом вновь наполнялась всплесками.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
