Книга Беда - Гэри Шмидт

Но это не значит, что их путь пролегал по дороге.

Сначала они действительно шли по ней. Шли мимо старых ферм, потрепанных томительно долгими зимами, и вырубок, где когда-то росли могучие сосны. То и дело их обгоняли машины, десятки машин – на многих еще развевались красно-бело-синие флажки. Все это были люди, которые избрали некогда священные склоны Катадина местом праздничного пикника.

Чэй нервно косился на проезжающие машины, а Чернуха всякий раз шарахалась от них в сторону. Наконец Чэй кивком предложил свернуть влево, они дождались разрыва в потоке разукрашенных автомобилей, пересекли дорогу и вышли в поле. Под их ногами хрустели остатки кукурузных стеблей, срезанных прошлой осенью.

– На случай, если ты не заметил, вон та здоровенная штука на горизонте – это гора, и сейчас мы идем не к ней, – сообщил Санборн.

Чэй показал вперед.

– Среди деревьев нас никто не увидит, – объяснил он.

– До них не меньше трех миль, – сказал Санборн.

– Максимум четверть мили, – возразил Генри.

– Это с точки зрения того, кто не несет рюкзак.

– Давай я понесу твой.

Получив согласие Санборна, Генри освободил Чернуху от ремня и снова надел его на себя. Следуя за Чернухой, которая весело бежала впереди, они одолели остаток поля и ступили под прохладную сень высоких сосен.

До них и впрямь оказалось не больше четверти мили, и Генри не преминул обратить на это внимание Санборна, который, разумеется, отреагировал на его слова с величайшей вежливостью.

Очутившись в лесу, они снова повернули к горе. Вокруг стоял густой аромат сосновой смолы – здесь, в прохладе, он ощущался особенно сильно. Шум автомобильного движения совсем стих; теперь было слышно только, как ломаются веточки, которые они задевали на ходу рюкзаками. Появились комары, и путники отмахивались от них, перебираясь через овраги и стараясь держать общее направление на Катадин.

Хотя комаров было не так уж много, они дали Санборну лишний повод побрюзжать. На дороге небось никто не кусается, заметил он. И почему Генри не взял с собой репеллент? А теперь они лезут ему под штаны! Когда Чэй предложил Санборну заправить штанины в носки, Санборн пропустил эту рекомендацию мимо ушей. Иногда приятнее страдать, чем слушаться чужих советов.

Но Чернуха была в отличном настроении. Ей нравилось с разбегу выбираться из оврагов, и спускаться в новые, пользуясь задними ногами как не очень надежными тормозами, и обнюхивать их дно в надежде, что где-нибудь еще осталась грязь, в которой можно вываляться, дабы приобрести стойкий и приятный запах. Вскоре она собрала на себе такой богатый букет выразительных лесных ароматов, что поставила бы в тупик любого ботаника.

Она носилась взад и вперед и вокруг идущей гуськом троицы – Чэй впереди, за ним Генри, а за ним Санборн. Все трое молчали, поглощенные тем, чтобы не сбиться с пути, все трое уже взмокли от ходьбы по косогорам, но никто не хотел первым заговаривать о привале. Наконец на это решился Генри – в основном потому, что у Чернухи между подушечками пальцев застрял острый сосновый прутик, который надо было вытащить, но отчасти и потому, что он давно уже мечтал хоть ненадолго сбросить с плеч рюкзак.

– Туда, – сказал Чэй, кивнув вперед, и они зашагали по склону очередной лощины наверх, где не было воды – а значит, и комаров – и сосновые ветки покачивались под слабым, еле заметным ветерком.

Выбравшись из лощины, Генри поднял глаза на Катадин.

В лучах предвечернего солнца он выглядел суровым и несокрушимым. Зелень на его плечах не была зеленью молодой травки и кленовой листвы – это была скудная зелень растений, привыкших к борьбе за существование и таких же непритязательных, как местные фермы, которые на фоне горы казались совсем маленькими. Голые скалы были изборождены шрамами, словно Бог накинул на плечи лямку и вспахал гору огромным плугом.

Генри покосился на Чэя, пытаясь угадать, не мелькнула ли у него та же мысль. Потом снова повернулся к горе и почесал Чернуху за ушами, а она полизала ему руку в знак благодарности за то, что он вынул ей из лапы острый сучок. Чуть ниже главы Катадина плыли облака, легкие, как каноэ. Верхушки сосен на ветру застучали друг о дружку, и Чернуха запыхтела, вывесив язык. Она была готова трогаться дальше.

И они тронулись дальше, держась параллельно дороге, которая маячила справа на краю поля зрения, проверяя после каждой лощины, что гора по-прежнему там, где ей полагается. Они шли, пока не пропустили время ужина – во всяком случае, по мнению Санборна. Местность вокруг постепенно выровнялась, потом они заметили, что идут под гору, и тут сосновые леса расступились, открыв перед ними озеро. Его извилистые берега уходили на восток и на запад в бесконечную даль – по крайней мере, так казалось в угасающем свете дня. Вода в озере была неподвижна, и синева потемневшего неба лежала на ней, точно краска на палитре художника. Они повернули по берегу на восток и стали потихоньку приближаться к дороге – машины уже ехали по ней обратно в Миллинокет, растеряв на ветру почти все праздничные украшения.

– Перейдем ее ночью, – сказал Чэй.

– Тогда давайте наконец поедим, – предложил Санборн, и его предложение было принято. Отряд остановился на берегу, и пока Чэй открывал три банки тушенки, Генри разжег примус Франклина. Они разогрели мясо и съели его с волчьим аппетитом. Потом Генри помыл одну банку и набрал в нее воды из озера. Вскипятил, сварил смесь зеленой фасоли с сушеным луком, и они употребили ее на второе. А потом Санборн вынул сковородку, высыпал в нее пакет стеблей спаржи, добавил по наитию банку консервированных сардин – и от этого блюда распространился такой чудесный запах, что они съели все руками прямо со сковородки.

Чернуха тоже получила свою долю – не спаржи, которую она понюхала, но есть не стала, а сардин, которые глотала целиком.

Когда они сидели, жуя рулетики с инжирной начинкой и глядя, как солнце опускается за гору, Генри подумал, что это был один из лучших ужинов в его жизни.