— Я иду, Виолет, я скоро приду! — сказал вслух Ёрш. — Ничего не делай, пока я не вернусь!
Он представил, как она сидит на черном лакированном диване у тускло-красной стены. Стоит открыть дверь — и Виолет подпрыгнет, а если рассказать о том, что сегодня случилось, упадет в обморок. В обморок люди сейчас не падают, но, если очень попросить, Виолет упадет. В старых песнях женщины постоянно падают в обморок! Представлять Виолет на диване оказалось приятно, и Ёрш представил снова. Он скажет: «Виолет, я исполнил миссию, я спас мир от гибели!» Виолет назовет его маленьким профессором, и он надуется от гордости. Ее караулит полицейский, только разве это страшно? Едва он потянется за пистолетом, Виолет выдернет ковер у него из-под ног. Полицейский попробует встать, но Виолет огреет его сковородкой. Полицейский запоет «Ты пожалеешь, что родилась» Луиса Армстронга, а Виолет — «Черный и унылый» Этель Уотерс. Потом полицейский запоет «Поезд до Джолиет» Мемфис Минни, но Ёрш перебьет его «Солнечным настроением» Бикса Байдербека, а Виолет закружится на табуретке.
В переулке у станции Ёрш заметил Быстрого с Ловким, сообщил им потрясающую новость и в доказательство поднял сломанную руку. Быстрый и Ловкий стояли не шевелясь и завороженно на него смотрели. В тени домов виднелись лишь белые носки на их ладонях и время от времени поблескивали глаза.
Ёрш зашагал было к станции, но вдруг остановился и сделал лицо «как у президента».
— Парни, я справился! — объявил он. — Миссия выполнена. Мир не погиб!
На станции Ёрш сообщал новость каждому встречному. Встречные смотрели на него в полном недоумении. Он брел вдоль турникетов, вставлял в прорези подобранные с пола билеты, и никто не говорил ни слова. Станция была куда светлее и красивее, чем прежде. Аргоновые лампы холодно пульсировали. Кожа пылала, а когда Ёрш поднес сломанную руку к глазам, пальцы громко хрустнули, только его ничего не удивляло и не волновало. Он путешествовал по миру, спасенному и преображенному ценой огромной жертвы. Неудивительно, что этот мир кажется незнакомым: Ёрш взирал на него глазами обезумевшего святого.
На четырнадцатом по счету билете Ершу повезло, и он бочком прошел через турникет, подняв сломанную руку к груди. Дышать старался ровно и медленно, хотя боли не чувствовал. К станции подлетел поезд шестого маршрута, и Ёрш сел в вагон. Платформа безропотно отстала. В пустом вагоне было чисто, серо и пахло жареным миндалем. Что за окном: ночная мгла или темнота туннеля? Это сигнальные огни или звезды? Руки Ерша прижаты к поручню, ноги — друг к другу, голос не отличим от стрекота цикады.
— Я Вильгельм Оранский! — прокричал Ёрш. — Сигарета у кого-нибудь найдется? — порой он громко и четко проговаривал каждое слово.
В вагоне стояли не блоки Г-образных сидений, а пепельно-серые скамьи, как в приемной стоматолога, или в камере, или в зале суда. Или в кабинете директора «Беллависты». Или как в курительной, только там скамейки были узорчатые.
Далее события развивались медленно. В окне Ёрш видел свое бледное лицо, которое безостановочно корчило рожи, видел звезды, царапины и выбоины в стене туннеля. Колеса мерно стучали о рельсы. Поезд идеально вписался в туннель. Он скользнул в темную арку ловко, словно рука в карман, сжал Ерша в объятиях и успокоил.
— Сколько сейчас времени? — спросил кто-то. Часы показывали двадцать семь минут пятого. Поезд дал легкий крен на вираже, выпрямился, сухо кашлянул и сбавил скорость. Сигнальные огни ярко вспыхнули, потом замигали и потухли. Ёрш выпучил глаза и прижал бескровное лицо к окну. Стены туннеля покрывали огромные цветовые полотна, глифы и подписи. Влажный бетон пестрел от тайных знаков: сквозь мрак пробивались оранжевые, бирюзовые, серебристые, платиновые. Кровоточащие, душераздирающие буквы, такие тэгами называют. Это же тайнопись! Прекрасное, пронзительное, волнующее откровение, доступное лишь его взору.
Ёрш смотрел, как мимо плывут великие слова. Возникают, по-змеиному извиваясь, по-птичьи щебечут — и рассыпаются на буквы. Расшифровывать бесполезно, они текут мимо рекой ярких татуировок. Ёрш испуганно вскрикнул, зажмурился, и за сомкнутыми веками тэги преобразовались в слова и знаки. Тэги издавали постановления, миндальный запах усиливался, и Ёрш почувствовал: если открыть глаза, произойдет немыслимое, о котором он давно размышлял. Или оно происходит уже сейчас? Ёрш зажал глаза ладонями и обратился в слух. В вагоне что-то шевелилось. Тэги расшифровывались сами, или он взломал тайный код? Да, это он его взломал! Тэги были не словами, а живыми картинками, а каждая буква — пульсирующим организмом. Буквы вибрировали, как пчелы в улье, пантомимами раскрывали свой смысл, глотали друг друга, совокуплялись, складывались в историю. Наконец Ёрш разомкнул веки: он мог читать тэги, как книгу.
ГЛАВА 21
Ранним утром Виолет с Латифом ехали на поезде четвертого маршрута и, ради приличия оставив между собой свободное место, изучали рекламу над сиденьями напротив. «Приглашаем на работу операторов ПК», «„Капитан Морган“ — пуэрториканский ром со специями», «Институт практической философии», «Фруктовые пилинги от Джонатана Зизмора». С черно-белого постера, агитирующего служить в полиции Нью-Йорка, всепрощающей улыбкой телепроповедницы улыбалась женщина неопределенного возраста и расы. «Представьте, как мать благодарит вас за то, что вы вернули ей пропавшего ребенка». Латиф искоса взглянул на Виолет. Последние три часа они провели в напрасном ожидании, которое, похоже, никак на ней не сказывалось. Виолет сидела неестественно прямо и, положив руки на колени, чуть заметно шевелила губами, словно только училась читать по-английски. Ее чужестранный менталитет чувствовался с особой остротой. С тех пор как они покинули Второй участок, Виолет не произнесла ни слова.
— Еще две станции, — неожиданно для себя объявил Латиф. Таким тоном разговаривают с детьми или туристами. Виолет чуть заметно кивнула. — Знаете, далеко не факт, что Уилл все еще на Юнион-сквер. Он вполне мог уехать.
Виолет промолчала.
— Или отправиться не на Юнион-сквер, а на любую другую станцию.
— Понимаю, детектив, на удачу слишком рассчитывать не стоит.
— Верно, — с улыбкой кивнул Латиф, — она девушка ветреная.
Виолет не ответила.
— Мисс Хеллер, если увидите сына, сразу покажите его мне. — Латиф откашлялся. — Ни в коем случае не преследуйте его самостоятельно, договорились?
Она что-то прошептала.
— В чем дело?
— Ненавижу поезда! — Виолет сделала глубокий вдох и задержала дыхание. — Ненавижу их!
— Еще две станции, — взглянув на часы, сбивчиво повторил Латиф. — Все складывается очень удачно. С тех пор как поступила наводка, не прошло и пятнадцати минут.
— Какая наводка?
Латиф посмотрел на Виолет, ожидая, что сейчас она все вспомнит, но она явно не вспоминала. Не верилось, что она забыла события последних пятнадцати минут: звонок, бешеный бег к станции метро, на поезд четвертого маршрута — однако вывод напрашивался сам собой. Точно с таким выражением лица Виолет появилась в его кабинете — апатия, подавленность и безысходность сразу бросились в глаза Латифу. «Что случилось? — недоумевал он. — Что за таблетки она приняла? Что я пропустил?»
