К одиннадцати часам движение по улице полностью перекрыли, и она поступила в полное распоряжение пешеходов.
– Надо было сделать это сразу, – заметил Феликс. – На будущий год так и поступим.
Время от времени срывался дождик, но толпа неуклонно прибывала. Холод никого не останавливал. Дети ходили в фуражках и перчатках, а те, у кого их не было, могли купить их где угодно. Большим спросом пользовался горячий шоколад. Как только дождь прекращался, толпа тут же разливалась на всю ширину улицы.
Круг по главной улице занял более двух часов – нужно было посмотреть кукольное представление и послушать несколько хоров, с воодушевлением исполнявших «Украсьте зал»[6], – а потом ничего не оставалось, как возобновить обход среди прибывших за это время новых посетителей.
Лишь несколько человек подошли к Ройбену с вопросами насчет знаменитого налета Человека-волка на принадлежавший ему теперь дом; интересовались также, не слышал ли он чего-нибудь новенького о Человеке-волке. Ройбен догадывался, что желающих поговорить на эту тему гораздо больше, но в большинстве своем люди считали, что она не соответствует праздничному настроению. Он уверенно отвечал, что, насколько ему известно, после той «ужасной ночи» в Северной Калифорнии Человека-волка не видел больше никто, ну, а о том, что случилось тогда, он не может сказать ничего вразумительного просто потому, что почти не запомнил происходившего. Старая отговорка «все произошло так быстро…» отлично годилась и теперь.
Наконец-то прибыла Лаура и кинулась в объятия к Ройбену. Ее щеки пылали красивым румянцем, а одета она была в прекрасно скроенное темно-синее пальто с розовым кашемировым шарфом. Фестиваль просто потряс ее, и после Ройбена она нежно обняла Феликса. Ей хотелось посетить торговцев тряпичными куклами и, конечно, торговцев одеялами; к тому же она где-то услышала, что тут должны торговать еще и французскими и немецкими антикварными куклами.
– И как же вам удалось организовать это за считаные недели? – спросила она Феликса.
– Ну, во-первых, никаких денежных сборов с участников, никаких правил, никаких ограничений, никакого лицензирования и небольшие материальные поощрения, – бодро объяснил Феликс. – И еще множество личных приглашений, да по несколько раз, по телефону и электронной почте, и целая система помощников на телефонах… В результате они здесь, что нам и требовалось. Ты лучше представь себе, дорогая, что мы сможем сделать на будущий год!
Наступило время для короткого ленча, и они зашли в «Таверну», где их поджидал стол. Маргон, занятый разговорами с агентами по недвижимости и потенциальными инвесторами, поспешил встать, увидев Феликса, и представил пришедших своим собеседникам. Стюарт с парой своих школьных приятелей расположился за соседним.
С Ройбеном хотели пообщаться сенатор штата и пара конгрессменов, несколько человек интересовались мнением Феликса насчет возможности починить и расширить дорогу на побережье, тем, действительно ли он собирается построить район за местным кладбищем, и пытались уговорить его рассказать, какой архитектурный облик он намерен придать этому району.
Естественно, были здесь репортеры. И немало. Они сразу же засыпали Ройбена вопросами насчет нападения Человека-волка. Вопросы были стандартными, и Ройбен дал на них стандартные ответы. Присутствовали и несколько телеоператоров из близлежащих городов. Но главной новостью был рождественский фестиваль и предстоящий прием в «замке». Станет ли это традицией? Да, конечно.
– Подумать только, – сказала Лаура Маргону, – какое великое дело он сделал, пробудил жизнь там, где прежде ее не было вовсе…
Маргон, неторопливо потягивавший горячий шоколад, кивнул.
– Он любит такие вещи. Ведь это его дом. И когда-то город был таким, как сейчас! Это был его город, и сейчас он вернулся сюда и опять может стать наставником и ангелом-творцом на пару десятков лет, а потом… – Он умолк на полуслове, посмотрел по сторонам и негромко сказал: – А что будет потом?
После ленча Лаура и Ройбен посетили лавочку с антикварными куклами и две лавочки с лоскутными одеялами. Ройбен отнес все покупки в джип Лауры. Она оставила машину возле самого кладбища, которое, к изумлению Ройбена, было полно народом, фотографировавшим склеп и старые надгробья.
Кладбище, как всегда, поражало своей живописностью, однако, когда Ройбен увидел могилы, его передернуло. Перед железными воротцами мавзолея Нидеков красовалась груда свежих цветов. Ройбен остановился на несколько секунд, закрыл глаза и молча произнес нечто вроде короткой молитвы, обращенной к Марчент. О чем? О том, что она не в состоянии быть здесь, видеть, осязать и ощущать вкус, оставаться частью этого переменчивого мира?
Перед отъездом Лауры они с Ройбеном на несколько минут уединились в ее джипе. Так что Ройбен наконец получил возможность рассказать ей о Лесных джентри, о неожиданных и трогательных словах Элтрама о ней, о том, что он знал ее еще с тех пор, когда она гуляла с отцом по лесу. Лаура просто остолбенела, а когда к ней через некоторое время вернулся дар речи, созналась, что всегда чувствовала присутствие лесных духов.
– Но я ведь, наверно, не одна такая. Думаю, то же самое должны чувствовать все, кто проводит много времени в лесах. А мы-то считали, что все это лишь игра воображения – точно такая же, как ощущение присутствия призраков. Сейчас я пытаюсь понять, не обидели ли мы их, этих духов, этих призраков, своим неверием.
– Не знаю. Но в этого духа ты точно поверишь, – ответил Ройбен. – Он кажется таким же реальным, как сейчас ты мне, а я тебе. Он был вполне материален. Когда он ходил, под ним скрипел пол. И кресло скрипело, когда он в него садился. Еще он имел запах… даже не знаю… что-то вроде жимолости, свежей зелени и еще пыли… ты ведь замечала, что пыль тоже может иметь чистый запах, скажем, когда после долгой засухи начинается дождь, и первые капли поднимают пыль.
– Представляю себе такое, – сказала она. – Но почему все это тебя расстраивает?
– Вовсе нет, – возразил он.
– Вовсе да. Ты печален. Когда ты заговорил об этом, у тебя изменился голос.
– О, сам не знаю. Если это и печаль, то, пожалуй, светлая. Просто я перехожу из одного мира в другой и сейчас застрял на пороге или, может быть, сделался частью обоих миров, но реальный мир, мир моих родителей, моих старых друзей… он не способен познать мой новый мир и не может заметить, какая часть меня переменилась.
– Зато это знаю я, – сказала она и поцеловала его.
Он понимал, что если обнимет ее, то не справится с собой, не выдержит – находясь с нею в машине, среди людей, которые шли мимо к своим автомобилям. Как же больно ему сделалось от этого!
– Мы с тобой создадим новый союз, правда? – спросил он. – Я имею в виду – новый союз в новом мире.
