Хотя я не уверена, что это поможет. И даже не знаю, интересно ли вам то, что я хочу сообщить. Может быть, вы скажете, что это здесь ни при чем.
Регина замялась, она вообще говорила неуверенно, спотыкаясь, и Занозин ее подбодрил.
— Не сомневайтесь, Регина Евгеньевна, говорите…
— Мне не хотелось бы возводить напраслину на человека, — продолжила она. — В конце концов мне могло показаться. Может быть, он и не имел в виду ничего дурного. Да и вообще, имеет ли это отношение к смерти Киры? Но сейчас любая мелочь ввиду последних событий предстает в ином свете.
— Так что же, Регина Евгеньевна? За вами снова следят?
— Нет-нет, Вадим. Спасибо вам, больше я слежки не замечала. Тут другое. Я сейчас вам скажу. Но вы обещайте, что не станете делать скоропалительных выводов. В общем, буквально за день или в тот же день — я уже сейчас не помню, — когда была убита Кира Губина, Булыгин через меня Сергею угрожал.
— Что это значит, через вас?
— Ну, зашел ко мне в кабинет, я работала. Начал вроде бы ни к чему не обязывающий треп — что-то про поездку в Амстердам. А потом как бы невзначай — поговори с Сергеем, он не то делает, умных людей не слушает, может плохо кончиться. Мне трудно вам передать атмосферу нашего разговора. Вот видите, я вам сейчас рассказываю — звучит вполне невинно. Просил поговорить, сказать, что не то делает…
Даже намекал, что отблагодарит — комиссионные там… Но у меня было отчетливое ощущение, что это угроза. Когда мы разговаривали после убийства Киры, я не сказала вам, потому что подумала — Булыгин мертв и какое это теперь имеет значение. Но он появился, значит, и угроза действует, ее никто не отменял.
— Что он имел в виду, вы знаете?
— Не совсем. Какие-то их дела по бизнесу. Насколько я понимаю, Булыгин был очень недоволен покупкой «Политики». Сергей с ними ни с кем не посоветовался — единолично принял решение. А еженедельник убыточный, и, по мнению Булыгина, вытащить его на прибыль шансов нет — рыночная конъюнктура на политическую прессу складывается неблагоприятно. Мода прошла. А Сергей для поддержания своих начинаний на плаву перекидывает средства из одной конторы в другую — и из рекламной фирмы, которой руководит Булыгин, прибыль забирает в том числе и для «Политики»… Он еще намекал что-то про «НЛВ» — дескать, слишком агрессивно развивается…
Ой. Нет, это мне говорил кто-то другой, Булыгин об этом помалкивал.
— Ну, так что про «НЛВ»?
— Что газета слишком агрессивно развивается, это может привлечь чье-то недоброжелательное внимание. Губину кое-кто советовал притормозить, но тот не послушал. «НЛВ» слишком хорошие прибыли приносит…
— Ну вот, Регина Евгеньевна, все вы прекрасно знаете, а говорили, что не совсем разобрались… Спасибо. Я думаю, информация мне пригодится.
Занозин немного помолчал, соображая, как закончить разговор, а может, и не заканчивать? «Вы очень переживаете за Губина?» — хотел спросить он, но язык не повернулся. Глупый вопрос. И ответ ему явно не понравился бы.
— Я думаю, мы еще увидимся, — наконец произнес Занозин и остался доволен своей находкой. Фразу можно было трактовать как угодно, и не обязательно как его личную надежду встретиться. Ведь он мог иметь в виду, что Регину еще могут вызвать на допрос как свидетеля, чьи показания очень ценны для следствия.
Занозин положил трубку и задумался: «Положим, Булыгин угрожал Губину из-за бизнеса. Но при чем тут Кира Губина и ее убийство? Не вижу пока никакой связи. Все-таки идею о том, что Киру Губину убили, чтобы досадить ее мужу, предупредить его, я не поддерживаю. Это глупо, по-изуверски и не очень продуктивно. Угроза убить жену хороша как политика устрашения и давления. Кстати говоря, если какие-то особо крутые конкуренты хотели заставить Губина сделать что-то им нужное, гораздо эффективнее было бы Киру Губину похитить и сделать заложницей, а не убивать. Со смертью любимого человека ситуация меняется радикально, исчезает фактор устрашения… Ладно, пока оставим в уме. Может, позднее эта информация заиграет?»
— Эй, начальник! Ay!
Занозин так углубился в свои мысли после разговора с Региной, что не заметил, как его внимание давно пытается привлечь Саша Карапетян.
— Ay! — повторил Карапетян и, увидев, что шеф наконец очнулся и слушает его, продолжил:
— Забыл сказать, я взял в архиве дело о наезде на Киру Губину.
Помнишь, полгода назад она попала в автомобильную аварию? Все тогда в офисе Губина почему-то об ; этом вспоминали. Я решил изучить дело повнимательнее — знаешь, там оказалась пара интересных деталей. На нее наехал некий внедорожник, когда машина Киры тронулась с перекрестка на зеленый свет.
Внедорожник с места происшествия скрылся, номер его свидетели не разобрали — был заляпан грязью.
Всего называли одну цифру. Семерка. Инспектор ГИБДД, который оказался близко к месту происшествия, утверждает в своих показаниях, что было впечатление, будто на Киру Губину наехали нарочно.
Выскочил этот внедорожник с какой-то совершенно невообразимой стороны вопреки всем правилам — чуть ли не против направления движения. План перехват «Сирена» ничего не дал. В принципе дело с самого начала казалось глухим, и коллеги бы его похоронили с песней, но Губин тогда как с цепи сорвался.
Он названивал каждый день начальнику ГУВД, требовал найти виновника, держал под контролем следствие и гонял их чуть ли не палкой. В общем, в архиве сохранились все эти замеры, планы столкновения, следы от протектора и даже образцы краски с внедорожника, снятые с покореженной машины Губиной.
Внедорожник, замечу, больше нигде не всплывал.
— То есть Киру Губину уже пытались один раз убить. Не получилось. А вторая попытка через полгода удалась? — полуутвердительно спросил Занозин.
— Вот именно, — кивнул Карапетян. — Именно так все и выглядит.
— Но в этом случае твоя теория о том, что Киру Губину убил супруг, рушится. Ведь если мотив убийства — любовь к Регине и желание развязаться с женой…
— ..то этот же мотив подходит и для первой попытки, — закончил за него Карапетян. — Конечно, в первый раз Губин сам на жену не наезжал — он был в офисе, это достоверно известно. Но он мог кого-то нанять. А когда попытка провалилась, решил больше никому не доверяться и все сделать самому. И сделал через полгода. Как ни крути, все ниточки ведут к Губину.
Перед походом на Кутузовский Губин очень нервничал. Он не знал наверняка, по какому поводу вдруг им заинтересовался Изяславский, но ничего хорошего от встречи не ждал. Можно было бы аккуратно через знакомых попытаться выведать, о чем, собственно, может зайти речь у них с Изяславским, и Губин попросил Козлова это сделать. Но основательно наводить справки времени не было — Козлов так и доложил на следующее утро. Сам Губин вечером потолковал с некоторыми старыми друзьями, но ничего заслуживающего внимания они ему не сообщили — лишь то, что он и сам знал. Что Изяславский имеет большие интересы на рынке услуг связи и в издательском бизнесе, в последние полгода непостижимым образом у него в кармане вдруг оказались контрольные пакеты акций ведущих газет и телеканалов. Что имеет за плечами срок — еще в советское время по молодости лет схлопотал за фарцовку («Ба, да мы с ним практически с одного начинали», — юродствуя, подумал Губин). А кроме того, на Губина вывалили кучу самых разнообразных сплетен, на любой вкус, начиная от утверждения, что Изяславский — советник генерального прокурора по внутриполитическим вопросам на общественных началах, и кончая самыми скабрезными, касающимися его сексуальной ориентации и скандальных похождений в портовых кабаках Гамбурга: к Германии Изяславский, доверительно сообщили ему, питает слабость, хотя по-немецки говорит ужасно, с этаким ярославским прононсом. Детали приводились самые красочные и занятные. Как почувствовал Губин, отношение к Изяславскому его знакомых было не слишком доброжелательным — скорее очень настороженным. За их осмотрительностью и спокойствием угадывалось желание ни в коем случае с ним не связываться и вообще держаться от него подальше. Все это мало что давало.
