Я, спотыкаясь, отшатываюсь, жмурясь от невыносимого света.
Неожиданно громкий, вибрирующий треск заставляет меня снова открыть глаза, и я вижу, как ствол раскалывается посредине. Ветви по обе стороны опускаются до самой земли, оставляя бывшую сердцевину дерева зиять огромной дырой. Корни выбираются из земли и свиваются друг с другом, образуя ступени.
Между двух половинок дерева возникает зеркало, поверхность которого колеблется, как вода. Я виду свое отражение, искаженное рябью.
— Что это? — шепчу я.
— Это clomhsadh, — говорит Киаран. — Позволь показать тебе.
Проход фей. Моя рука автоматически тянется к электропистолету в поясной кобуре. Зачем бы еще Киаран привел меня сюда, если не для драки? Затем я встречаюсь с ним глазами. Мне хочется найти в них хоть какой-то намек на его намерения, но я не нахожу ничего.
Дрожь предвкушения пробегает по моему позвоночнику, когда я следую за Киараном по ступеням из корней. На вершине лестницы я вновь проверяю оружие, прежде чем шагнуть сквозь портал.
За clomhsadh нам открывается озеро. Мы с Киараном стоим на песчаном пляже, окруженном настолько высокими деревьями, что их верхушки касаются густых облаков над нашими головами. Само озеро неподвижно, как лед. Туман кружится над поверхностью воды, течет к моим ногам и поднимается выше, к бедрам, к рукам. Воздух здесь настолько наэлектризованный, настолько живой, что я готова поклясться, будто слышу в нем шепот, но шепот столь тихий, что я не могу разобрать слова. Я вижу, как мягкий пульсирующий свет на поверхности озера мерцает и меняет цвета — с голубого на темно-красный, а после на сияющий золотой.
Между тучами видно звезды. Боже, я никогда не видела, чтобы звезды были настолько яркими! Они мерцают в составе сложных, чуждых созвездий, трепещут, словно от ветра.
Воздух наполнен ароматом — цветочным, резким и сладким одновременно. И вкус здесь — он похож на Киарана, с той же дикой яростью его силы.
— Где мы?
Глаза Киарана светятся еще таинственнее обычного, а его изумительная кожа мягко сияет светом, похожим на лунный. Я словно сумела наконец рассмотреть его в полной мере — таким, каким он и должен быть. Никогда еще он не выглядел настолько прекрасным и настолько непохожим на человека.
— В Sìth-bhrùth.
Неудивительно, что все здесь выглядит так непривычно. Мы в реальности фей. Я вытаскиваю из кобуры электропистолет, теперь уже в любой момент ожидая угрозы от фейри.
— И почему ты решил привести меня сюда? — спрашиваю я, вглядываясь в ряды деревьев и готовясь ответить на любое движение спуском курка.
— В Sìth-bhrùth есть несколько реальностей, Кэм, — говорит он. — Эта раньше была нейтральной землей, единственным местом, где не допускались любые конфликты. — Он оглядывается на озеро. — Можешь убрать оружие. Мы здесь в безопасности.
Меня это не убеждает.
— Я знаю, как это работает, МакКей, — отвечаю я. — Я слышала истории. Фейри приводят людей на время, которое кажется несколькими часами, а когда возвращают, оказывается, что в человеческом мире прошли годы.
Киаран улыбается.
— Я буду вести отсчет времени, и ты окажешься дома к утру.
С покорным вздохом я отправляю пистолет обратно в кобуру. Мои ботинки утопают в мягком песке у воды.
— Ладно. Так что находится за этим озером?
— Две самые большие территории — Благие и Неблагие. Они заброшены уже две тысячи лет. — Он хмурится, словно припоминая нечто давно забытое. — После войны сохранились лишь те sìthichean, что относились к меньшим реальностям, отказавшимся сражаться. Большинство миров пересеклись с человеческой реальностью после того, как остальные были заключены.
И из них появились те твари, которых я убиваю почти каждую ночь. Самые сильные феи оказались в тюрьме, а более слабые, одиночные фейри, решили подбирать людей по собственному вкусу. Организовали настоящий банкет. Неудивительно, что им не хочется оставаться в Sìth-bhrùth.
— Что случится с этим местом?
— Полагаю, плененные в холмах вернутся в свои родные реальности, если мы не сможем вновь заключить их под городом.
Если мы проиграем, хочет он сказать. Я не разрешаю себе об этом задумываться. Потому что стоит позволить, и ноша моя станет тяжелее, чем я сумею удержать, бремя раздавит меня. Нас двое против сотен, без возможности эвакуировать город. И только мы стоим между фейри и полным разрушением. Сама мысль об этом вызывает желание бежать и никогда не оглядываться.
— Тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. — Разве мы не должны искать печать или накапливать оружие? Мы должны сейчас готовиться, МакКей, а не тратить драгоценные часы человеческого мира на прогулки у озера.
Киаран смотрит на меня отстраненно, как всегда.
— Я побывал во многих битвах, Кэм, порой худших, чем та, которая нас ждет. Знаешь, какой жизненно важный урок я сумел усвоить?
— Какой? — раздраженно интересуюсь я.
Он слегка наклоняет голову, указывая на окружающую нас красоту.
— Нужно вбирать каждый спокойный момент. Вдыхать в себя красоту, чтобы память о ней стала частью нашей сути. Иногда другой опоры не остается. И я привел тебя сюда, чтобы дать это.
Интересно, какие воспоминания поддерживают Киарана, с чего он пожелал сделать подобное для меня? Он всегда был беспощаден на тренировках, ни разу не дал мне повода подумать, что он может испытывать почтение к спокойствию.
Я снова хочу задать вопрос о прошлом Киарана, о женщине, которую он когда-то любил, но, наблюдая за ним, решаю этого не делать. Он печально смотрит куда-то за озеро, и эта его печаль перекликается с моим горем. Иногда воспоминания, за которые мы держимся сильнее всего, — те же, что приносят нам больше всего боли.
— Почему ты не вернулся в свою реальность?
Киаран заметно напрягается.
— Дальше этого пляжа я не могу пройти.
— Пляжа? — Я смотрю на приветливую воду, которая светится таким теплым и живым оттенком бирюзы, что напоминает описания Средиземного моря. — А что случится, если ты зайдешь дальше?
Печаль мелькает на его лице. Если бы я не приглядывалась так внимательно, то пропустила бы ее.
— Я умру.
Меня удивляет этот ответ.
— Как? Почему?
Его маска возвращается на место, упрямая и непроницаемая.
— Это жертва, которую я принес, Кэм. Я никогда не смогу вернуться туда.
Я отступаю на шаг, прежде чем успеваю задать очередной вопрос. Мне хочется сказать что-то ободряющее, но это выглядит слишком высокомерным — утешать того, кто так долго жил и из первых рук знает, насколько жестоким бывает мир. Иногда слова просто бесполезны.
