— Дело обстоит неважно, — сказал Джекоб Уэлз, прощаясь с ним. — Но не волнуйтесь, Сент-Винсент. Как бы то ни было, вас не вздернут, покуда я тут кое-что еще значу. Я уверен, что не вы убили Борга. Положитесь на меня.
— Сегодня был длинный день, — заметил Корлисс, провожая Фрону к ее хижине.
— А завтрашний день покажется еще длиннее, — сказала она устало. — Мне так хочется спать.
— Вы храбрая маленькая женщина, и я горжусь вами. — Было десять часов. В неясных сумерках он увидел похожие на привидения льдины, непрерывно проплывавшие мимо. — В этом деле вы можете полностью рассчитывать на меня, — продолжал он.
— Полностью? — переспросила она дрогнувшим голосом.
— Если бы я был героем мелодрамы, то сказал бы «по гроб жизни»! Но, как простой смертный, я только повторяю — полностью.
— Вы очень добры ко мне, Вэнс. Я никогда не смогу вам отплатить…
— Ну. ну! Я не торгуюсь. Любовь — служение, так мне кажется.
Она долго смотрела на него. И в то время как на лице ее отражалось удивление, она почувствовала в глубине души какое-то неясное смущение. Она сама не понимала, чем это было вызвано. События сегодняшнего дня и всех дней с тех пор, как она познакомилась с ним, промелькнули перед ней.
— Вы верите в чистую дружбу? — спросила она наконец. — Я надеюсь, что такие узы будут всегда связывать нас. Светлая, чистая дружба добрых товарищей? — И, говоря так. она сознавала, что эта фраза не совсем точно передает ее чувства и желания. И когда он покачал головой, она почувствовала какой-то легкий, радостный и необъяснимый трепет.
— Добрый товарищ? — спросил он. — Вы ведь знаете, что я вас люблю. — Да, — тихо сказала она.
— Боюсь, что вы недостаточно хорошо знаете мужчин. Поверьте мне, мы сделаны из другого теста. Добрые товарищи? Приходить с холода к вам на огонек? Отлично. Но приходить, когда у этого очага будет сидеть другой мужчина? Нет. Дружба требует, чтобы я радовался вашей радости, а можете ли вы представить на минуту, что я был бы в силах видеть вас с ребенком другого человека на руках, с ребенком, который мог бы быть моим, а теперь смотрит на меня глазами того, другого, и улыбается мне его улыбкой? Как вы думаете, мог бы я радоваться вашей радости? Нет, нет! Любовь не уживается с чистой дружбой. Фрона положила ему руку на плечо. — Вы считаете, что я не прав? — спросил он, пораженный странным выражением ее лица. Она тихо плакала.
— Вы измучены и переутомлены. Спокойной ночи. Ложитесь спать.
— Нет, не уходите еще, — остановила она его. — Нет, нет, я говорю глупости. Ведь вы же знаете, что я устала. Но послушайте, Вэнс! Впереди много дел. Мы должны составить план на завтра. Зайдите к нам. Папа и барон Курбертен сейчас вместе, и, если случится самое худшее, мы должны вчетвером совершить великое дело.
— Захватывающе, — заметил Джекоб Уэлз, когда Фрона коротко набросала план действий и распределила между ними роли. — Но во внезапности— залог успеха!
— Государственный переворот! — провозгласил барон. — Великолепно! О! Меня в жар бросает при этой мысли! Руки вверх! — ору я диким голосом.
— А что, если они не поднимут рук? — спросил он вдруг Джекоба Уэлза.
— Тогда стреляйте. Никогда не давайте себя запугивать, если у вас в руках ружье, Курбертен. Авторитетные люди утверждают, что это не ведет к добру.
— А вы должны сторожить «Бижу», Вэнс, — сказала Фрона. — Папа думает, что завтра на реке будет мало льда, если ночью не случится затор. Ваша обязанность ждать с лодкой у берега, как раз перед дверью. Вы, конечно, не будете знать, что происходит, пока не увидите бегущего Сент-Винсента. Тогда скорей с ним в лодку и прямо в Доусон! Поэтому я попрощаюсь с вами теперь, ведь завтра утром у нас, вероятно, не будет времени.
— Держитесь левого пролива, пока не минуете поворот, — посоветовал Джекоб Уэлз, — а потом сверните направо и плывите по течению. Так, а теперь уходите и живо в постель. До Доусона семьдесят миль, а вы должны туда слетать одним махом.
ГЛАВА XXVIII
Собрание старателей внимательно выслушало Джекоба Уэлза. Это заседание незаконно, заявил он, оно не облечено судебной властью. Те времена, когда в стране не существовало закона и подобные собрания считались в порядке вещей, давно миновали. Теперь установлены законы, и притом справедливые. Правительство королевы доказало, что оно на высоте положения, и узурпирование его власти является шагом назад, во тьму прошлого. Такой образ действий следует признать ни больше, ни меньше, как «преступным». В случае же серьезных последствий он твердо и решительно пообещал, что примет активное участие в привлечении каждого из них к ответственности. Закончил он свою речь тем, что предложил отложить дело и передать арестованного территориальному суду. Все это было единогласно отклонено.
— Разве вы не видите? — сказал Сент-Винсент Фроне. — Надежды нет.
— Есть. Послушайте! — И она в общих чертах посвятила его в план, разработанный прошлой ночью.
Он слушал ее неохотно, слишком подавленный, чтобы разделять ее энтузиазм.
— Это безумная попытка, — возразил он, когда она кончила.
— Отказаться от нее— значит предпочесть виселицу, — ответила она с легким раздражением. — Вы, я думаю, хотите бороться до конца? — Конечно, — ответил он глухим голосом. Первыми свидетелями были два шведа, которые припомнили случай с корытом, когда Борг разразился страшным гневом. Несмотря на свею ничтожность, случай этот в свете последующих событий сразу же приобрел серьезное значение. Он давал простор воображению. Главную роль играло, конечно, не то, что было сказано, а то, что осталось недосказанным. Люди, рожденные женщиной, самые грубые из них, достаточно хорошо знали жизнь, чтобы разобраться в этом обыденном, пошлом происшествии, для которого существовало только одно объяснение. Во время показаний зрители понимающе качали головами, и по рядам шепотом передавались различные комментарии.
Человек шесть свидетелей быстро сменили друг друга. Все они тщательно обследовали место происшествия и внимательно осмотрели остров; все они подтвердили, что нигде не нашли ни малейших следов тех двух людей, о которых упоминал подсудимый в своем предварительном показании.
К удивлению Фроны, Дэл Бишоп занял свидетельское место. Она знала, что он не любит Сент-Винсента, но не могла себе представить, что он знает об этом деле.
Когда он присягнул и был установлен его возраст и национальность, Билл Браун спросил, какова его профессия.
— Старатель-одиночка, — вызывающе ответил он, бросив мрачный .взгляд на собрание.
Дело в том, что среди золотоискателей очень мало одиночек, и большинство их совершенно не признает этого способа добывания золота.
— Одиночка! — хихикнул какой-то человек почтенного вида, одетый в красную рубашку. Свой первый лоток с песком он промыл в Калифорнии еще в начале пятидесятых годов. — Вот именно, — подтвердил Дэл. — Скажите, молодой человек, — продолжал собеседник, — вы хотите нас уверить, что вы всегда были одиночкой? — Вот именно.
