Огонь в камине давно погас, в комнате было темно.
– Констанс, остановитесь…
Кто-то тесно прижал ее к себе, а она не раздумывая изо всех сил ударила его ногой. Похоже, удар пришелся в живот, и руки того, кто ее держал разжались. Теперь она могла кричать, просить о помощи.
– Господи – простонал мужчина, – меня сейчас стошнит.
Она остановилась, услышав чье-то тяжелое дыхание. Вдруг ее рука коснулась чьих-то волос. Они были мягкими, густыми. Рука двигалась уже по щеке – она была чисто выбрита…
– Джозеф?
– О-о, – простонал он. – Теперь вы знаете имя вашей жертвы. – Он закашлялся, а потом ей стало слышно, как он повернулся на бок.
– Джозеф! Это вы?
– Не приближайтесь ко мне. Ради Бога, не приближайтесь…
– Я не хотела причинить вам боль. О, Джозеф, я вас искала, вот почему я здесь.
Он снова застонал, Констанс в темноте снова коснулась его лица.
– Ух! – невольно вырвалось у него.
– Простите. Мне приснился страшный сон.
– Так я и подумал. – Теперь его дыхание стало более ровным. – Господи, Констанс, у вас смертельный удар.
– Где вы были? – Ее рука все еще касалась его щеки, ощущая тепло и нежность кожи.
– В данный момент я корчусь от невыносимой боли.
– Откуда вам стало известно, где я?
– Браун провел меня в вашу комнату. Клянусь, вы повредили мне внутренние органы.
– Простите. Значит, вы все время были в Балморале? Почему Браун не сказал мне об этом раньше?
– Я только сейчас приехал. Вот интересно…
– Что интересно?
– Вы только что обнаружили у меня мышцу, о существовании которой я даже не подозревал.
– Я прошу извинить меня. Но все-таки скажите, где вы были все это время?
– В своей лаборатории в Лондоне, работал. Теперь мой черед спросить вас, что вы делаете здесь?
– Я искала вас, Джозеф. Я тревожилась за вас.
– Не стоит тревожиться. Вас послал Филип?
– Нет.
– Он знает, где вы?
– Возможно, во всяком случае, сейчас. Я оставила ему письмо.
– Прекрасно. Значит, мы тут же отправим вас в Гастингс-Хаус. Я уверен…
– Нет!
– Нет?
– Я туда не вернусь.
– Послушайте, Констанс, я знаю, что герцогиня невыносима, но, я уверен, вы к ней привыкнете.
– Значит, вот что вы об этом думаете?
– Я… Констанс! Нет, я этого не думаю. Расскажите мне все.
– Я более не помолвлена с Филипом. – Она слышала, с какой силой он втянул в себя воздух, но продолжала: – Это было все неправильно, Джозеф. По многим причинам, но самая главная из них – это то, что я не люблю Филипа, а он не любит меня. Он влюблен в Виолу.
– В Виолу? Вы сошли с ума! Виола Рэтботтом была его проклятием с младенческих лет. Если бы вы только знали, сколько злых шуток…
– Я знаю. Она сама мне в этом призналась накануне моего отъезда из Гастингс-Хауса. Она все это делала, чтобы привлечь его внимание.
– Кажется, ей это удалось. Он стал ненавидеть ее.
– Нет, это не так. Он любит ее, но он так увлекся местью за вылитые на голову гостей чернила, за мыло в супе, что у него не было времени поразмыслить над причиной.
– А как же Диши?
– Виола согласилась обручиться и выйти замуж за него потому, чтобы избежать участи стать гувернанткой. Вот почему она так долго тянула с этими помолвками. Она все еще надеялась, что Филип вспомнит о ней.
– Дайте мне опомниться. Невероятно, совершенно невероятно!
– Вспомните взгляды, которые они бросали друг на друга. Разве вы не заметили? А в Сандринхеме они не сводили глаз друг с друга.
– Я думал, что он просто следит за ней, опасаясь, как бы она не сделала ему гадость. – Он невольно погладил ее руку. – Я кое-что уже понял, Констанс. Он все время делал с нее наброски. Моя лаборатория полна набросков и портретов Виолы. Видимо, он все время видел перед собой ее лицо. А вы, пожалуй, правы. Черт возьми! Виола и Филип. – Покачав головой, он довольно засмеялся. – Право, Констанс, если бы вы только видели ее в детстве – одни кости, руки да ноги, но на голове всегда огромный бант. Мы считали, что так она маскируется: для кого-то она была просто девчонкой, а для нас двоих – агентом французской разведки, подосланным, чтобы убить нас. У нее были рогатка и коллекция острых камней для нее. Однажды она прицелилась в Филипа, а попала в меня, прямо в щеку.
– Вот откуда у вас этот шрам? – Констанс улыбнулась, снова коснувшись его щеки. – А я-то думала, что он получен на дуэли.
– В какой-то степени это было именно так. Она сражалась за Филипа. Как странно! Она сражалась за него, а мы этого не понимали.
Констанс коснулась своих волос, которые пришли в беспорядок от сна и сражения с Джозефом.
– У вас было интересное путешествие? – спросил он, щекоча своим дыханием ее щеку.
Какой странный вопрос, подумала Констанс.
– Да-да, спасибо. – Она едва осознавала, о чем он спросил.
В темноте она снова погладила его лицо, сначала медленно, понимая, как они близки друг к другу, ближе, чем она себе представляла, и вдруг стала легонько ощупывать его черты – лоб, нос. Когда ее пальцы, скользнув по щеке, коснулись губ, он схватил ее за руку.
– Констанс, – услышала она его шепот.
– Джозеф. – Она тут же прикусила губу, чтобы приглушить голос и то чувство, которое завладело ею.
Но его губы уже приникли к ней. Все куда-то поплыло. Он осторожно взял ее лицо в ладони. Ей была незнакома такая нежность.
– Джозеф, – Констанс снова попыталась поговорить с ним, но он остановил ее.
Она ощутила его близость, тяжесть прильнувшего к ней тела, слышала его дыхание, это было приятно, и хотя удивляло ее, но ей было покойно. Она расслабилась.
Джозеф что-то говорил, но ей уже не хотелось слышать его голос, как бы мил он ни был ее слуху. Она просто хотела чувствовать его рядом, быть с ним.
Он во всем казался ей совершенством. Запах его кожи, чуть уже знакомый ей по случайным и коротким мгновениям, теперь она вдыхала свободно и жадно, с наслаждением. Ее руки ощущали крепость его мускулов, и она угадывала то волнение, которое он испытывал от ее прикосновений.
Он удивительно легко и быстро снял с нее одежду, его руки коснулись ее обнаженной кожи. Вместо испуга и смущения она испытала облегчение. Теперь его руки свободно ласкали ее.
