Открытая коляска, принадлежавшая маркизе, как сказал ей месье дю Плесси, ожидала их у городских ворот. Низкая и элегантная, обитая изнутри бархатом, коляска снаружи была расписана яркими голубыми и фиолетовыми цветами и отделана золотом. «Сказочная карета, — подумала с иронией Мари-Лор, — повезет беременную замарашку Золушку к ее принцу… если он сумеет на минутку оторваться от своей любовницы». Но она пока еще не станет беспокоиться об этом. Она все свое внимание отдавала городу: высоким узким зданиям, местами закрывавшим небо, шуму и толпам людей, каретам, уличным торговцам, нищим, собакам, детям. Ей хотелось получше узнать эти улицы.
— Смотрите, — взволнованно воскликнула девушка, — книжная лавка! О, какая красивая церковь. Это Нотр-Дам? Нет, эта стоит на острове, я не ошибаюсь? Боже мой, только посмотрите на эти пирожные, выставленные в окне, а в другом — какие шляпы!
Они проезжали мимо торговца кофе, высокого человека, разливавшего дымящийся напиток из бака. Аромат был восхитительный. Она пожалела, что они не остановились и не купили чашку кофе, может быть, напиток облегчил бы головную боль.
Теперь они приближались к реке, это была Сена. Мари-Лор не отрываясь смотрела на лодки и баржи, на людей, выгружавших корзины с фруктами и овощами, кроликами и цыплятами. Она увидела это чудо — Нотр-Дам, его кружевные башенки и устремленные в небо колонны, поддерживающие собор.
Река исчезла из виду, когда карета въехала на мост, плотно застроенный домами. Мари-Лор уже не видела Сену, но все еще ощущала ее запах. Она подумала, что и слепой легко найдет в Париже дорогу, полагаясь только на собственный нос — нос и острый слух, чтобы услышать приближающуюся карету.
Их собственная карета резко остановилась, и Батист спрыгнул с запяток и вступил в спор со слугой из такого же экипажа. Кому-то следовало подать назад и уступить дорогу. Мари-Лор забавлял поток оскорблений и ругательств; по ее мнению, Батист по изобретательности намного превосходил своего оппонента.
И действительно, в конце концов другая карета уступила им дорогу. Они петляли по узким улицам, минуя толпы народа, среди которых она заметила нескольких бородатых мужчин в меховых шляпах с полями. «Евреи», — объяснил месье дю Плесси. Они проехали большую квадратную площадь, где ровный ряд красивых домов из красного кирпича обрамлял зеленую подстриженную лужайку, расположенную в центре площади.
— Мы почти приехали, — сообщил адвокат. — Меликур-Отель сразу же за углом.
Карета завернула за угол и остановилась перед внушительным каменным фасадом здания. Мари-Лор мгновенно разглядела его. Здание стояло отдельно от других. Его стены из желто-серого камня были украшены барельефами, тянувшимися на сотни футов по обе стороны от тяжелых деревянных дверей, достаточно широких, чтобы в них могла проехать карета.
Радостное возбуждение покинуло Мари-Лор. А ее голова разболелась еще сильнее.
— Это… ее дом?
Она сама поняла, как тихо и слабо прозвучал голос.
— Вы и в самом деле думаете, что я нужна здесь? Я ценю ее помощь, но не было бы более тактичным отвезти меня в гостиницу, где я смогла бы поговорить с Жозефом наедине? Вы так не считаете, месье дю Плесси?
Адвокат кашлянул, прочищая горло, и посмотрел на спутницу.
— Вы встретитесь с маркизой сегодня, Мари-Лор, — сказал он. — И она будет очень добра к вам и предоставит все, что вам необходимо. Но боюсь, виконт на этот раз не сможет встретить вас сам.
Впервые за время их знакомства в его голосе Мари-Лор не услышала уверенности.
— Потому что, Мари-Лор, — продолжал он, — я с большим сожалением должен сообщить вам, что Жозеф в тюрьме. Он находится в Бастилии уже десять недель по ложному обвинению в убийстве барона Рока.
Она подумала — и даже на минуту надеялась, — что упадет в обморок. Но когда прошло головокружение, Мари-Лор почувствовала, как сжимается от тревоги и странно холодеет ее сердце. Как будто опустившийся тяжелый занавес отделяет все ее чувства от обострившегося восприятия и понимания происходящего. По-прежнему ярко светило солнце, но это было уже холодное сияние, в котором все выглядело безжизненным.
Девушка тупо смотрела, как открылись ворота, и колеса кареты застучали по вымощенному булыжником двору. Перед ее глазами возник огромный дом. Величественное здание молча хранило свои тайны за рядами завешанных шелком окон; подобно сфинксу, он протягивал вперед руки, как бы обнимая двор своими колоннами и фронтонами, балконами и барельефами.
К карете поспешили слуги, чтобы позаботиться о лошадях и багаже. Они казались нарисованными картографом или архитектором миниатюрными фигурками, которыми те хотели подчеркнуть грандиозность здания. Месье дю Плесси взял ее обмякшую руку и попытался пожатием оживить ее.
— Смелее, Мари-Лор, — сказал он. — Мы делаем все возможное, чтобы обеспечить Жозефу защиту в суде, а тем временем поддерживаем в нем надежду, создаем все удобства. Но для него важнее всего знать, что вы живы и здоровы. А теперь, — он взял с сиденья кареты свою треугольную шляпу, — пора познакомиться с маркизой.
«Ах да, — подумала она, — с женой Жозефа. Странно, как бы страшно было встретиться с ней всего минуту назад».
Дом был великолепен. Они поднялись по пологим ступеням к большим парадным дверям, которые беззвучно как бы сами собой распахнулись перед ними. Войдя, она увидела лакеев в ливреях лимонно-желтого бархата, стоявших у каждой двери. Такой бледно-желтый, — будучи бережливой, она пыталась подсчитать, во сколько обходится чистка этих ливрей. Двери распахивались настолько рассчитано — по времени и ширине, — что лакеи могли бы быть машинами. Марионетками.
Еще одна желтая марионетка провела гостей через огромное фойе, где на голоса откликалось эхо. С высоким потолком, выложенное мраморными плитами, оно было почти пустым, вероятно, для того, чтобы посетитель сразу же увидел справа большую лестницу. Металлическая балюстрада, черная с золотом, имела необычайно сложный рисунок.
У Мари-Лор зарябило в глазах. Балюстрада походила на ветви лесного папоротника. Воображение рисовало веточки, слишком мелкие, чтобы их можно было разглядеть, спиралями уходившие в бесконечность, как рисунок дивной морской раковины, которую однажды подарили родители Жилю на его день рождения. На минуту она забылась, глядя на запутанные линии, созданные щедрой природой и теперь выкованные из железа.
— Мари-Лор! — прошипел Батист. Она догнала его и месье дю Плесси.
Следующая комната была отделана черно-белым мрамором, среди бронзовых и мраморных статуй и больших пышных растений стояло несколько хрупких изящных стульев.
Наконец двери открылись в комнату, где, по крайней мере так казалось, находилась мебель, на которую можно было сесть и получше рассмотреть сцены с мифологическими сюжетами, которыми были расписаны стены и потолок. Она подняла глаза и увидела Тезея, убегающего из лабиринта, и Аталанту, обгоняющую своих женихов.
Затем была столовая, отделанная панелями из расписной кожи.
