Книга Чистовик - Сергей Лукьяненко

Мне давно кажется, что чтение книг миновало тот краткийпериод, когда оно было всеобщим развлечением. Кино при всем желании составитьконкуренцию не могло — поход в кино был отдельным событием, а книга всегда былапод рукой. Телевизор, даже обретя цвет и большие экраны, не мог удовлетворитьвсех и сразу — количество каналов пришлось бы сделать соизмеримым с числомнаселения.

Зато видео, а потом и компьютер нанесли свой удар. Кино —это чтение для нищих духом. Для тех, кто не способен представить себе войнумиров, вообразить себя на мостике «Наутилуса» или в кабинете Ниро Вулфа. Кино —протертая кашка, обильно сдобренная сахаром спецэффектов, которую не надожевать. Открой рот — и глотай. Почти то же самое с компьютерными играми — этоожившая книга, в которой ты волен выбрать, на чьей ты стороне — «за коммунистовали за большевиков».

А чтение вернулось к своему первоначальному состоянию. Ктому времени, когда оно было развлечением умных. Книги стали дороже, тиражистали меньше — примерно как в девятнадцатом веке. Можно по этому поводугрустить, а можно честно спросить себя — неужели сто процентов людей должнылюбить балет? Слушать классическую музыку? Интересоваться живописью илискульптурой? В конце концов — ходить на футбол или ездить на рыбалку?

Как по мне, так лучше признать: чтение — это удовольствие недля всех. И даже не просто удовольствие, это работа.

Судя по библиотеке Айрака, здесь к чтению относились именнотак. Здание ухитрилось совмещать в себе некую помпезность — четыре этажа,колоннада у входа, бронзовая скульптура в виде огромной раскрытой книги иприльнувших к страницам детей и мрачный прагматизм завода — стены из скучногосерого камня, широкие окна наглухо закрыты, двустворчатая дверь тоже ничем неукрашена. Я с любопытством осмотрел скульптуру — на бронзовых листах был выбиталфавит, книга представляла собой букварь. Трое детей, двое мальчиков идевочка, изваянные из бронзы в натуральную величину, прижимались к книге тактесно, будто страдали близорукостью или учились читать между строк. Девочкастояла, подперев подбородок рукой, мальчишки согнулись, всматриваясь в строки.

Я потрогал отполированное плечо одного из юных читателей и стоской вспомнил московское метро. Заглаженные до блеска статуи на «ПлощадиРеволюции», особенно бронзовую собаку, которой сам ходил погладить нос передэкзаменом — верная примета, что сдашь сессию… Мне, впрочем, не повезло. Интересно,с этими статуями тоже связано какое-нибудь поверье? Погладил — научился читать,к примеру…

Войдя в библиотеку, я был приятно удивлен табличкой настене: «Умеющим читать — вход свободный». Я не совсем понимал, зачем ходить вбиблиотеку неграмотным, но на всякий случай кивнул сидящему у входа пожиломувахтеру, указал на табличку и прошел дальше.

Библиотека на самом-то деле оказалась не очень большой.Первый этаж был отдан под какие-то административные помещения, откуда-тодоносился прерывистый шум, наводящий на мысль о работающей печатной машине.Конечно, как они шумят при работе, я никогда не слышал, но было в звуке что-тотакое периодическое, будто вылетали из громоздкого механизма страница застраницей. Что ж, вполне возможно. Сами печатаем, сами храним… сами и читаем,судя по пустынным коридорам.

Я поднялся на второй этаж. Ага, читальный зал. Столики,стулья, лампы на столиках — электрические, между прочим. Сидят человек пять,читают книги, один что-то конспектирует. На меня будто пахнуло ароматом студенчества.

Стараясь не шуметь, я поднялся выше. Вот здесь начиналасьсобственно библиотека — высокие ряды шкафов занимали весь этаж, два столика усамой лестницы пустовали, за третьим сидела хрупкая девушка. Абсолютновнемировая и вневременная девушка-библиотекарь. Такие же сидят в Новгороде иЧите, Шанхае и Бангкоке, Гамбурге и Детройте. У нее и внешность была какая-тосмешанная, явно участвовали и азиатские, и европейские крови. Такие девушкиостаются молодыми лет до сорока, а потом как-то сразу превращаются вбиблиотечных бабушек…

— Доброе утро, — тихо сказала девушка. — Вы первый раз унас?

— Да, — честно признался я.

— На каких языках читаете?

— На любых, — поколебавшись, ответил я, решив, что не сильнопогрешу против истины.

— Правда? — Девушка улыбнулась. — Как здорово. Не поможетемне прочитать эту книгу?

Судя по хрупким желтым страницам, книге было лет триста. Аможет, и все пятьсот. Я понял, что прихвастнул зря. Способности функционаламеня бы выручили, но их я сейчас не ощущал. А при переходе я вряд ли выучилмертвые языки этого мира…

Смущенно улыбнувшись, я зашел за стол. Склонился над плечомдевушки, почувствовав слабый цветочный аромат от ее волос. Уставился настраницу.

И севшим голосом спросил:

— А что именно вам непонятно?

— Ну вот. — Девушка с любопытством посмотрела на меня. —Вот.

— Не лишним будет добавить щепотку гвоздики, — прочитал я.

— Вы знаете этот язык? — восхитилась девушка. — Выдействительно его знаете?

Еще бы я не знал русский!

— Доводилось слышать… — признал я.

— Как удивительно, — тихо сказала девушка. — Я учила… пословарям. Но я думала, что никто… Скажите, а почему в книге советуют добавлятьв еду маленькие гвозди? Это как-то связано с нехваткой железа в пище? Но ведьэто очень опасно, их можно не заметить и проглотить…

— Это не гвозди. Пишется похоже. Гвоздика — это такаяпряность… такие маленькие сухие соцветия… дайте карандаш.

На листке плотной сероватой бумаги я как мог набросалгвоздику. Честно говоря, в еду я ее никогда не добавлял, а вот варить сдрузьями глинтвейн приходилось…

— Ой… — огорчилась девушка. — Я не знаю такой приправы.Наверное, она уже не растет.