Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
— Ты… Себастьян!
— Тихо! — Благо хоть сноровка осталась прежняя.
Спасибо, Аврелий Яковлевич, вот что значит престранное выраженьице: «некоторая временная нестабильность с вероятным доминированием магической сущности». И совет — из дому носу не казать. У Старика, значит, теоретически выходило все ладно и складно, а на практике Себастьян Вевельский, матерясь сквозь зубы приятным контральто, одной рукой дорогого братца к пышной груди прижимал, другой — рот затыкал. Братец ерзал, на грудь пялился и хрипел не то от возмущения, не то от восторга. Себастьян очень надеялся, что возмущения было больше… все-таки и вправду — брат.
— Отпусти! — Лихо умудрился за пальцы цапнуть. — Извращенец несчастный!
Ну хоть орать не стал.
— Почему несчастный?
— То есть, — пробормотал Лихо, взгляд отводя и пунцовея, — почему извращенец, ты не…
Судорожно сглотнул и попытался из захвата вырваться.
А силен стал младшенький…
— Не те… вопросы…
Клятва — контракт, кровью подписанный, — вещь серьезная.
— Не ори, ладно?
Себастьян братца отпустил, и тот отскочил. И руку вытянув, ткнув пальцем в ту самую пышную грудь, которая до предела натянула Себастьянову рубаху, прошипел:
— Т-ты… оно натуральное?
— Натуральней некуда. Забудь, что видел. — Плутовка отступила, позволяя Себастьяну вернуть исконное обличье. — Это…
Горло стянул незримый поводок колдовской клятвы.
— Я понял. — Лихо встал у двери, прислонился, запирая ее, и, вытащив из ворота зачарованную булавку, вогнал в косяк. — Информация в газете — ложь?
— Смотря какая.
— Снимки правдивы?
— Да.
— Но интерпретация ошибочна?
Когда братец переставал притворяться настоящим уланом, лихим и безголовым, он мыслил на редкость быстро и здраво.
…желтизна в глазах расползалась.
— Да.
— То, что я… видел, точнее, чего не видел, часть нового дела?
— Да.
— Не хочу спрашивать, во что ты влез, но… если вдруг помощь понадобится, то… — Лихо сцепил пальцы.
— Понадобится, — нехотя признался Себастьян. — Проводишь меня до вокзала?
— И далеко уезжаешь?
— На Спаживецкие воды… нервы лечить…
Лихослав кивнул.
Проводит.
И чемодан с растреклятым чесучовым платьем, чулочками, подвязками, а такоже светлым париком поднесет… и прощание устроит слезное, благо свидетелей отъезда будет множество.
— Я рад, что ты вернулся, — скажет Себастьян уже в купе первого класса, сожалея о том, что не поговорили-таки нормально.
— Я тоже… наверное, рад.
— Мир?
Лихо руку пожмет, но взгляд отведет. И именно тогда станет понятно, что же с ним не так.
— У тебя глаза цвет поменяли.
— Не полностью.
— Проблемы?
— Нет. — Он соврет, младший брат, неожиданно ставший слишком взрослым.
— Если вдруг…
— Я знаю. — Лихо кивнет. — Тебе пора. Потом поговорим.
И это его «потом» обнадеживало.
Поговорят. Выяснят. И Хельмово нынешнее перемирие, глядишь, и вправду в мир переродится.
…Себастьян сойдет на Заречной станции, где пересядет в крытый экипаж…
…а в экипаже в славный полуночный Познаньск вернется уже панночка Тиана Белопольска, шляхетного славного рода, корни которого прочно переплелись с королевскими. И что за дело, если родство это не спасло род от разорения? И ныне из всех владений остался лишь старый особняк на Бялой гуре, полузабытой деревеньке близ Подкозельску?
…и видать, от полного отчаяния писал пан Белопольски королю, просил за племянницу, которую в письме величал «девкою задорной, хотя и не шибкого ума»…
…а его величество, вспомнив о дальней сродственнице, милостью высочайшей включили панночку Тиану в число конкурсанток: вдруг да получится отыскать супруга?
Простая история.
Обыкновенная… и объясняющая что скудный багаж, что вышедшие из моды платья… но как бы там ни было, панночка Белопольска в будущее смотрела с немалым оптимизмом.
После ухода ненаследного князя Аврелия Яковлевича все ж мучили сомнения и совесть, требовавшая немедля во всем признаться. И быть может, штатный ведьмак и изменил бы свое решение, однако в скором времени произошли события, которые в равной степени и отвлекли его от забот иных, и развлекли. Начались они с опасливого взгляда Лукьяшки, простоватого деревенского парня, взятого в дом на лакейские харчи за молчаливость, исполнительность и слепую веру в могущество хозяина. Сей раз Лукьяшка косился, хмурился, однако вопроса не задавал, только вздрагивал всякий раз, когда хозяйский взгляд на нем останавливался. Затем явился вдруг посыльный из новомодного аглицкого клаба, куда Аврелий Яковлевич захаживал, силясь разогнать тоску. Посыльный принес послание, в котором в выражениях весьма пространных и скользких ему отказывали от дома, причины, однако же, не объясняя. И лишь выглянув из дому, у которого, позабывши страх и стыд, паслись сразу четверо крысятников, Аврелий Яковлевич заподозрил неладное.
Статейка, тиснутая срочным порядком на первые страницы «Охальника» и подкрепленная парой снимков, была до того забавна, что ведьмак расхохотался, чувствуя, как со смехом разжимается стальное кольцо вокруг сердца. И веселье его было понято неверно.
— Скажите, — осмелевший крысятник, молодой и бойкий, обвешанный амулетами, как престарелая купчиха драгоценностями, сунулся в окно, — вы и вправду склонили старшего актора к противоестественной связи?
Он сунул записывающий кристалл и замер, ожидая ответа.
— Нет.
— Тогда как вы объясните снимки? — крысятник не унимался.
— Никак.
— Вы признаете, что использовали служебное положение…
— Изыди.
Это Аврелий Яковлевич произнес по-отечески ласково, Оттого и не был услышан.
— Вы применяли к князю Вевельскому принуждение? — Репортер швырнул в комнату бумажную бомбочку, которая разорвалась, осыпав любимые домашние тапочки Аврелия Яковлевича детским тальком, смешанным с мелко порубленной белозер-травой. Вспыхнуло сопровождающее заклятие и сгорело дотла…
…на тапочках.
— Никакого принуждения, — медленно ответил Аврелий Яковлевич, разгоняя рукой дым, занемевший язык его ворочался с трудом, а раздражение крепло. Говорил ведьмак истинную правду, что и подтвердил плохонький амулетик, который крысятник сжимал в свободной руке. — Все, что происходило, происходило по обоюдному согласию.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121