— Я счастлива слышать это, — призналась она.
— У нас много общего.
— Например?
Он несколько секунд подумал.
— Мы оба не любим обманывать.
Тори кивнула.
— Мы оба любим собак, фейерверки и прогулки под дождем.
Насчет прогулок под дождем она не была уверена на сто процентов. Это зависело от того, насколько сильным был дождь. Насколько холодной была погода. И от того, гуляла она одна или с любимым человеком.
— Я люблю гулять под дождем вместе с тобой, — уточнила Тори.
— У нас одинаковые фамилии.
— Верно.
— Если бы мы поженились, тебе даже не пришлось бы менять фамилию. Только подумай, какое удобство.
— Я не думаю, что это может быть основанием для того, чтобы пожениться.
Митчелл усадил ее на каменную скамью, потом опустился на одно колено и посмотрел ей прямо в глаза:
— А мы поженимся?
У нее закружилась голова.
— Кто «мы»?
— Я и ты.
У нее так сильно заколотилось сердце, что стало больно в груди.
— Я… не знаю.
— Мы стали очень хорошими друзьями, — заметил он.
— Да, мы стали очень хорошими друзьями. — Она вдруг осознала, что это действительно так.
— Я понимаю тебя, — продолжал он. — Как правило, понимаю.
— А я понимаю тебя. Как правило.
— Нам хорошо вместе в постели.
— Вы говорите о сексе, лорд Сторм?
— И да, и нет. Я предпочел бы выразиться так: мне нравится заниматься с тобой любовью.
— Мне тоже нравится заниматься с тобой любовью. — Она решила, что пора говорить напрямик.
Теперь Тори уже не сомневалась в том, что Митчелл стоит перед ней на коленях. Он взял ее за руку.
— Так случилось, Виктория Сторм, — я до сих пор не понимаю, как это произошло, — что ты стала нужна мне как воздух… — Тори затаила дыхание. — Без тебя я буду самым несчастным человеком на свете, и никакое золото не сможет меня утешить.
Она почувствовала, что вот-вот расплачется. Именно этих слов она ждала, именно эти слова хотела услышать.
— Если ты уедешь, я никогда не буду счастливым и мне нигде не будет покоя.
Глаза ее наполнились слезами.
— Любимая, почему ты плачешь?
— Потому что мы будем так счастливы вместе, — сказала она.
Митчелл приблизил лицо к ней вплотную и долго смотрел ей в глаза.
— Я люблю тебя, Виктория Сторм. Я боготворю тебя и преклоняюсь перед тобой. Я хочу каждый день своей жизни быть рядом с тобой. Ты останешься? Ты будешь моей женой?
— Буду, — прошептала она, и он припал к ее губам долгим поцелуем.
Ему казалось, что он может завоевать весь мир… что вся вселенная в его власти.
Так казалось Митчеллу Сторму, графу Сторму, главе клана Стормов, просто Сторму, когда он шел обратно в замок, обнимая женщину, которую любил и которую вскоре должен был назвать своей женой.
Он обещал сделать ее счастливой.
И он сделает это.
Он обещал любить ее.
И он будет любить ее.
Он обещал заботиться о ней, лелеять, чтить и уважать.
И он будет это делать до конца своей жизни.
В главном его дед оказался прав. Он велел Митчеллу плыть в Америку и разыскать Викторию. И действительно, если бы не Виктория, он никогда не сумел бы отыскать сокровища.
Теперь уже Митчелл не был уверен, что дед, говоря о сокровищах, имел в виду золото.
Солнце клонилось к закату, когда они забрались на самую высокую вершину острова, откуда было далеко видно море. Небо светилось, как расплавленное золото, и вода отражала его. И даже зеленый остров в лучах заходящего солнца казался золотым.
Они молча стояли рядом и смотрели на золотое солнце. А потом со стороны замка послышались звуки шотландской волынки. Митчеллу почему-то подумалось, что это Маккламфа.
Музыкант выводил знакомую мелодию: «Храбрая Шотландия, родина моя».
«Вот моя родина», — внезапно осознал Митчелл Сторм с чувством удовлетворения, знакомым только очень немногим людям, только очень удачливым людям.
Шотландия — его родина, и рядом с ним стоит любимая женщина.
Что еще нужно человеку?
Эпилог
Пробило уже десять часов утра, но разбудить в это время Беатрис Ван Аллен было почти невозможно. Осенью она жила в Нью-Йорке и никогда не вставала раньше полудня.
Когда горничная постучала в дверь ее будуара и сообщила, что мисс Олбрайт настаивает на немедленной встрече с хозяйкой дома, Беатрис сразу поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Она села, подложив под спину подушки, и поставила себе на колени серебряное блюдо с горячими бисквитами, щедро намазанными нежным сливочным маслом и ее любимым прозрачным медом. Рядом на столике стоял дымящийся чайник с чаем, который горничная каждые десять минут подогревала на плитке.
Беатрис поднесла ко рту бисквит, когда в спальню влетела Лола Олбрайт.
По массивному подбородку Беатрис Ван Аллен потекла капелька меда, которую та быстро стерла тонкой льняной салфеткой, обшитой по краю старинным бельгийским кружевом.
Размахивая зажатой в правой руке газетой, Лола воскликнула дрожащим от волнения голосом:
— Есть новость, Беатрис! Ты только послушай!
— Сядь, Лола, и отдышись, — велела Беатрис, демонстрируя спокойствие, которого в действительности не ощущала. По правде сказать, она утратила спокойствие с того самого момента, когда горничная доложила о неожиданном визите Лолы Олбрайт.
Лола села.
— Может быть, выпьешь со мной чаю, дорогая? — предложила хозяйка. Однако любезность ее не простиралась до такой степени, чтобы предложить гостье отведать бисквита.
Бледное существо с горящими щеками покачало головой и взволнованно произнесло:
— Нет-нет! Я слишком возбуждена. Ты должна услышать это от меня первой.
Беатрис не любила долгих предисловий.
— Так что это за новость, которая заставила тебя ворваться ко мне в спальню в столь ранний для меня час?
Предвкушая реакцию Беатрис, Лола: облизнула губы.
— Здесь все написано, в утреннем выпуске «Тайме». Брови Беатрис взлетели вверх.
— Я не знала, что ты читаешь «Тайме». Выписывать «Тайме» считалось хорошим тоном, но
Беатрис не предполагала, что кто-то может еще и читать ее.
