Загадывать было ещё рано, но на всякий случай он заказал чекисту кучу нужных лекарств, с помощью которых можно облегчать участь тех несчастных, которых заключение в лагере сломило.
О жене и дочери Ян вспоминал частенько, но мысленно их образы больше вызывать не пытался, рассудив, что поскольку они в безопасности, ему надо привыкать к тому, что разлука с ними будет долгой.
Сейчас гораздо важнее ему в новой обстановке как следует осмотреться и адаптироваться. Восемь лет — не восемь дней, и потому надо подумать о своем поведении в таком дурдоме, как эти самые Соловки.
С тем Ян и заснул после первого выхода за пределы лагеря. Пока под конвоем, но ведь он только что сюда прибыл… Он не догадывался, как посмеялся бы тот же майор Ковалев, услышав это его "пока".
Вечером Арнольд, у которого теперь тайн от Виолетты не было, рассказал своей юной гражданской жене о союзе, который он вынужден был заключить с Юлией. И о том, что союз этот уже дал первые плоды: Аполлон выразил согласие изменить Виолетте статью.
Заранее Арнольд её не обнадеживал, но поскольку именно сегодня это свершилось, он купил в поселковом магазинчике бутылку вина. Еду влюбленные взяли с собой из ресторана и, как теперь им обоим нравилось, парочка устроилась на полу возле печки, стащив с кровати все имеющиеся меха и одеяла.
По углам импровизированного ложа стояли свечи, а на небольшой лавочке — этаком маленьком столике — располагался их праздничный ужин.
— Давай выпьем за то, что сегодня мы сменили твою нарисованную свинью, на топор, с которым ты кинулась на пьяницу-мужа…
— Какой топор? — испугалась Виолетта.
— Ох, ты у нас теперь страшная женщина! — проговорил Арнольд с набитым ртом, желая подольше помучить свою Веточку. — Ты чудом не убила человека. Живучий, гад, оказался!
— Какой топор, Алька, расскажи!
— Одна молодая женщина твоих лет не выдержала издевательств мужа и бросилась на него с топором. За членовредительство её посадили, но она и сама, говорят, заболела. Долго не протянет. Почки ей муж-алкоголик отбил. Умрет, как политическая Румянцева Виолетта. Зато вместо неё родится новая… — он помедлил и торжественно заявил. — Зуева Матрена Филипповна!
Облако грусти набежало на чистое нежное лицо Виолетты. Если раньше она лишь могла мечтать о свободе, то когда появилась реальная надежда на скорое освобождение, ей уже захотелось не просто выйти из лагеря, а освободиться по закону, как человеку на самом деле перед советской властью не очень виноватому.
Именно по закону, а не благодаря смерти другого человека, женщины, доведенной до крайней степени отчаяния.
— Значит, она умирает? А нельзя мне её навестить?
— Навестить? — удивился Аполлон. — Ты хочешь её навестить?.. Наверное, можно. Я поговорю завтра с Ковалевым.
Все ещё недоумевая, он подумал, что женщины устроены совсем не так, как мужчины не только внешне, но и внутренне: что у них в голове?! Вместо того чтобы радоваться, она грустит о совершенно постороннем ей человеке. Может, просто не осознает, из какого дерьма он её вытаскивает?!
Впрочем, Арнольд не стал углубляться в мысли о странной женской природе, а уж тем более поддаваться раздражению, которое у него появилось при мысли, что любимая его недооценивает. Он продолжал рассказывать Виолетте о Юлии и о том, какой коварной женщиной та оказалась.
— Конечно, нам это на руку, но подумай, что ей ещё надо? Живет, как сыр в масле катается. Аполлон её из зоны вытащил. Поселил во дворце, который сам и построил. Одета так, как другим женщинам и не снилось. Захочет, Аполлон ей с неба луну достанет!
— А может, ей не нужна луна? — робко предположила Виолетта. — Может, она любви хочет.
— Уж столько любви, сколько Ковалев ей дает, где она ещё и найдет! — не сразу понял Арнольд.
— А если "она" его не любит?
Кстати, не только Арнольд с некоторым сожалением рассуждал о несовершенной женской природе. Виолетта тоже подумала, что мужчины намного грубее женщин в своих жизненных мироощущениях. Что поделать, как видно, придется принимать их такими, каковы они есть.
— Ты посмотри, какая разборчивая невеста! Не любит! Такой мужик! Некоронованный король Соловков. Каких зубров под себя подмял, а перед нею, как воск: лепи из него, что хочешь!
— Но он же страшный, как черт! — заметила Виолетта.
— Правда? — удивился Арнольд. — А я как-то не замечал. По-моему, нормальный.
— По-твоему! А если бы тебе пришлось каждую ночь ложиться с ним в постель?
— В постель? — захохотал Арнольд. — Ты права, в постель меня с ним не тянет. Совсем другое дело одна маленькая, но очень соблазнительная скрипачка.
Она попыталась ускользнуть от него, уползти под кровать, но он успел ухватить её за пятку…
На следующий день Яна опять повели из лагеря под конвоем к уже знакомому дому.
В прихожей его встретил сам хозяин. Он кивнул Яну на небольшой столик, на котором стоял докторский саквояж, а рядом лежала куча таблеток в самых различных упаковках.
— То, что смог достать здесь, — сказал майор, — я эти лекарства отметил в списке, а два наименования мне обещали привезти из Москвы. Дня через три…
Даже за минувшие сутки внешний вид Ковалева ухудшился: кожа на скулах натянулась, под глазами набрякли мешки, а взгляд его напоминал взгляд затравленного зверя.
— Вы сами-то хорошо себя чувствуете? — поинтересовался Ян, взяв его за кисть и привычно считая пульс. — У вас аритмия, батенька, давайте я вам порошочки пропишу.
— Со мной — потом разберемся, — майор выдернул у него свою руку и подтолкнул к лестнице наверх. — Вначале вылечите мою жену.
А сам обреченно уселся на небольшую кожаную банкетку у вешалки и теперь, почему-то подумал Ян, больше не станет врываться в спальню к больной.
Юлия все так же безучастно лежала поверх покрывала на своей огромной кровати, но увидев Яна, просияла и вскочила ему навстречу.
"Это ж она часами так лежит, — подумал Ян. — Как зверь в засаде".
— Все кости от этого лежания болят, — пожаловалась Юлия. — Раньше мой надзиратель хоть на работу уходил, я могла отдохнуть от него, а теперь как цепной пес сидит рядом, глаз не сводит.
— Ложись в кровать, — велел Ян, — нечего играть с огнем. Скажи, чего ты добиваешься — чтобы он слег от горя?
— Как же, дождешься, сляжет он!.. А ты, никак, его пожалел? сощурилась она. — Своего палача? Или это такая мужская солидарность?
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил он, открывая саквояж.
Может, Юлия права, и майор действительно палач, Ян ничего о нем не знал, но отчего-то почувствовал к Аполлону уважение. В любом случае, это была личность, и личность неординарная. В нем ощущалась огромная сила воли.
