— Ты бесподобна, — сказал Алан. — Вот что она подумает.
Поднимаясь по ступенькам своего крыльца, Эми волновалась и выкручивала руки, совсем как Джулия. Алан нажал кнопку звонка. Изнутри послышались звуки шагов. Эми глубоко вдохнула. Она пыталась принять нужную позу, словно стояла перед зеркалом: прямая спина, сложенные руки, руки по швам, милая улыбка, никакой улыбки. Но как только отворилась дверь, ее нервозность улетучилась.
— Мамочка! — вскричала Эми, бросившись в объятия матери.
— Эми, — воскликнула Тесс Брукс. — О, любимая.
Алан отошел в сторонку и наблюдал за воссоединением семьи. Мама и дочка обхватили друг друга, раскачиваясь взад-вперед. Спустя пару минут, взяв Эми за руку, Тесс провела их в гостиную. Комната блистала чистотой, а через открытое окно струился угасавший солнечный свет.
— Ай-ай, — сказала Тесс. — Ты только взгляни на себя.
— Слишком вычурно? — спросила Эми, одергивая юбку.
— Нет, дорогая. Ты прекрасна. О, как я по тебе соскучилась…
— Я тоже, мам, — сказала Эми.
— Мне нужно тебе кое-что сказать. О том, что я извиняюсь за все те субботы, — проговорила Тесс, — когда я не навещала тебя.
— Я знаю, у нас тут какая-то инфекция. Грипп или что похуже, — быстро ответила Эми, словно слова матери причиняли ей невыносимую боль.
— Это был не грипп, — сказала Тесс, и у нее задрожали руки. — Я болела, но в другом смысле. У меня была депрессия… У меня и сейчас депрессия. Так это называют. Я хотела, чтобы ты знала, что происходит на самом деле. И я не притворяюсь и ничего не выдумываю.
— Все нормально, мам, — тут же сказала Эми. — Не надо извиняться.
Алан помнил это чувство — желание простить свою мать. Но то, что сделала Тесс Брукс, просто восхитило его. Взяв ладони Эми в свои руки, она заглянула дочери в глаза.
— Нет, Эми, — сказала Тесс. — Я прошу у тебя прощения.
— Тссс, мам, — пыталась перебить ее Эми. — Не надо…
— После смерти твоего папы, — продолжила Тесс, — я почти не заботилась о себе. Потеряв его, я словно провалилась в ночной кошмар. Мне лишь хотелось свернуться клубком и заснуть, чтобы ни о чем не думать. Я так и поступила.
Эми слушала ее, широко раскрыв глаза.
— Это было плохо, — сказала Эми.
— Но что еще хуже, я и о тебе ни капельки не заботилась. Я не обращала на тебя внимание…
— Нет, — возразила было Эми. — Ты не…
— Я должна, дорогая. Пойми. Мне придется быть честной, или же у нас ничего не получится. Я выгнала Бадди.
— Мам! — Эми сверкнула глазами.
— И я записалась на прием к психоаналитику, чтобы он помог мне справиться с депрессией. Как я уже сказала, это депрессия, и от нее не убежишь. Она вполне реальна, так же как и пневмония.
— Значит… я смогу вернуться домой? — спросила Эми.
— Скоро, — ответила Тесс.
— Но почему не сейчас? Мне вовсе не обязательно идти на танцы. Доктор Макинтош свозит меня за моими вещами, или мы можем забрать их позже. Мне все равно. Я хочу остаться дома, с тобой.
— Эми, нам не следует торопиться, — ласково сказала ее мама. — Власти штата требуют, чтоб ты пока жила у Роббинсов, и я думаю, что это разумное решение. Просто нужно убедиться.
— В чем убедиться? — ошеломленно спросила Эми. Было такое впечатление, что кто-то показал ей рай, а потом захлопнул ворота перед самым носом. Ее лицо исказили разочарование и печаль. — В том, что ты не разлюбила меня?
— Ох, Эми, — сказала Тесс, прильнув к дочери. — Никогда не сомневайся в этом.
— Но в чем тогда? — крикнула Эми.
— В том, что она не разлюбила себя, — пояснил Алан. — Что у нее есть силы позаботиться о себе.
Тесс с благодарностью посмотрела на него. Язык отказался ей повиноваться, и она лишь кивнула. Помогая Тесс и Эми, он чувствовал, что получил шанс исправить ошибки своего прошлого. Теперь он стал врачом и намного умнее, чем в ту пору, когда была больна его собственная мать.
— Ты должна, — сказала Эми, взяв в руки лицо матери и глядя на нее сквозь пелену слез. — Ты обязана заботиться о себе.
— Мне помогают, — ответила Тесс. — Все меняется, но не так быстро, как мне того хотелось бы.
— Ты непременно должна поправиться, я требую! — сказала Эми, и ее мама рассмеялась.
— Мой маленький деспот, — проговорила она. — Ты всегда пытаешься командовать мною.
— Я так хочу остаться… — прилипнув в матери, хныкала Эми.
— Пойдем, Эми, — сказал Алан, аккуратно оттянув ее назад. — Что подумает Люсинда, если тебя не будет среди зрителей, когда ей станут вручать памятную табличку?
— Она пригласила меня, — с гордостью сообщила Эми матери.
— Тогда тебе лучше идти, — сказала Тесс.
— Как ты решилась выставить его? — спросила Эми.
— Когда я увидела фотографию, — запинаясь, сказала Тесс, — твоих синяков. В тот момент я стояла прямо здесь, но почему-то ничего не видела. Я поверила его россказням, тому, что это был несчастный случай. Но, увидев снимок и отпечаток его ладони на твоем плечике… — Наклонившись, Тесс поцеловала Эми в плечо и шею.
— Спасибо, — прошептала Эми.
— На дворе прекрасный вечер, — сказала Тесс, и ее глаза просияли. — Я хочу, чтобы ты поехала в библиотеку и станцевала там для меня!
— Обещаю, — сказала Эми.
— А я прослежу, — сказал Алан, пристально посмотрев на Тесс Брукс. Она передала ему лист бумаги, за которым он, собственно, и пришел. Кивнув, он поблагодарил ее.
— Повеселись от души, — сказала Тесс. — И пришли мне…
— Что прислать? — спросила Эми.
Тесс просто покачала головой. Она выглядела молодой и полной надежд, но от Алана не ускользнула боль в ее глазах, когда она провожала взглядом Эми. Она старалась измениться, стать честной, всем сердцем любить свою дочь, а пока нашла в себе силы отпустить ее. С точки зрения врача, именно так и начинался процесс выздоровления.
Библиотека празднично преобразилась. У дальней стены читального зала играл музыкальный ансамбль. Столы и стулья вынесли, чтобы освободить место для танцплощадки. Гости распивали пунш и поедали небольшие сэндвичи, приготовленные добровольцами. Единственными украшениями были ряды книг на полках, поблескивавшие своими темно-красными, желтыми и зелеными корешками.
Диана подколола волосы и немножко подкрасилась. На ней был новехонький с иголочки наряд — узкое, нежно-голубого цвета шелковое платье без рукавов, которое она купила по настоянию Эми, сказавшей, что этот цвет идет к оттенку ее глаз. Еще она украсилась сверкавшими брильянтами и сапфирами серьгами, подаренными ей когда-то Дороти Макинтош. Стоя во всем этом великолепии в углу и слушая музыку, она была возбуждена и немного смущена. Слишком давно ей не приходилось бывать на вечеринках.
