— Вы находите Касторского интересным человеком?
— Он человек далеко не заурядный.
— Передавал ли вам Касторский какие-либо деньги или ценности?
Сашенька молчала. Она глядела на Шамрая, и тот кивнул головой: "Говори".
— Касторский передал мне конверт с двумя тысячами долларов для Шамрая и одной тысячей для Лукаса.
— А вам?
— Мне он дарил антиквариат, всякую мелочь.
— На какую сумму?
— Тысячи на полторы…
— За какие услуги в первую очередь был сделан этот подарок?
У Петрова, должно быть, снова закружилась голова. Дзюба смочил полотенце и вытер ему лоб.
— Я была единственным человеком, который имел доступ в дом Шариповой.
— Вы искали кулон?
— Да. Мне не удалось найти тайник.
— Кто убил Екатерину Шарипову?
— Лукас. Леонас Лукас.
— Вы не путаете?
— Нет. Должен был Эрвин Лукас, по кличке Латгалец, убить Шарипову, но он испугался. Он сказал брату, что его убьют, если он не задавит Шарипову. И тогда Леонас согласился пойти вместо брата.
— Так это? — обратился капитан к Шамраю.
— Так, — ответил Шамрай. — Я сказал Лукасу, если он не прикончит Шарипову, я утоплю его в колодце.
— Это была ваша инициатива убить Шарипову?
— Зачем она мне сдалась? Я получил свои бабки и канул в воду.
— Сколько вы получили?
— Она же сказала — две тысячи.
— Касторский, выходит, вам заплатил вперед?
— Выходит, заплатил.
На лбу Шамрая выступили крупные капли пота. Щеки горели.
Затем Петров встал и дал понять, что очная ставка закончена. Он направился к выходу, пропуская всех впереди себя. В комнате остались двое. Петров стоял на пороге кабинета. Его сослуживцы спорили, нарушил ли он правила очной ставки или нет. Одной половиной своего тела он был в кабинете, а другой — в коридоре.
Саша подъехала к Шамраю. Ей не удалось дотянуться до щеки любовника, но она погладила его руку, а затем улыбнулась и сказала:
— Переживем.
Шамрай прижался к протянутой Сашенькиной руке, перевернул зубами ее ладонь, крепко поцеловал в ладонь и откинулся.
— Спасибо, капитан! — крикнул Шамрай Петрову, давая понять, что его свидание с Сашей закончено.
Дзюба и Горелик тут же вбежали в комнату и вывезли тележку.
Когда все удалились, Шамрай попросил Петрова плотно прикрыть дверь.
Петров, едва держась на ногах, прихлопнул дверь, и замок защелкнулся.
— Не в мотель "Северный" надо ехать, — проговорил с трудом дыша Шамрай, — а в гостиницу "Заря". Номера те же.
Петров в упор посмотрел на преступника, и глаза его вспыхнули презрением:
— Не поверил?
— Не поверил, капитан.
— А теперь поверил?
— Поверил…
Лицо у Шамрая покрылось каплями пота.
— Ну, будь здоров, Анатолий, — тихо сказал инспектор. — Выздоравливай.
— И вам также желаю выздороветь, — отвечал Шамрай.
Они говорили между собой так, будто были двумя сослуживцами, разъезжающимися на отпускное время в разные стороны.
Блеск и нищета
Раньше любое накопительство вызывало у меня отвращение. Потом я понял несправедливость таких подходов. Художник пишет картину и через государственное учреждение продает ее — это норма. Ювелир, который сбывает изготовленный им браслет, — это уже что-то иное. Анна Дмитриевна продавала грядку клубники на корню. Надо было окупить удобрения и некоторые работы по благоустройству — это тоже норма. Зинка скупала в поселке редиску по двадцать копеек пучок и с Шуриком увозила на рынок, где продавала эти пучки по сорок копеек, — чистый доход.
— Я схожу в общагу, — (так называла Сашенька общежитие), — надо кое-что купить.
— А это удобно?
— Что за бред, — отвечала Сашенька. — Если я смогу достать кому-то джинсы по сходной цене, а мне кто-то достанет пару свитеров и к тому же мы на этом деле получим сверху рублей по тридцать — кому от этого вред?
— И все же тут что-то есть непотребное…
— А когда ты продаешь картину? Какая разница между джинсами и картиной? Ты же охотно купил штаны, которые я тебе принесла! Сэкономил время и деньги. Такие штаны на рынке в полтора раза дороже…
— И все же что-то в этом…
— Что именно? Что за чепуха! Все хотят жить. Все хотят одеваться.
Эту фразу "все хотят жить" я слышал в разных вариантах. У большинства людей, кроме зарплаты, имелись еще какие-то доходы. То, что проскальзывало в суждениях Сашеньки, было для меня новым. Она говорила о том, что в стране существует черный рынок, оборотный капитал которого превышает миллиарды рублей. Смею заметить, Саша охотно употребляла экономические термины, но придавала им свой особый смысл. Под оборотным капиталом она понимала не стоимость сырья, топлива и рабочей силы, а те средства, которые находятся в обороте. Оборотному капиталу она противопоставляла постоянный капитал, который означал чистую прибыль в своеобразный фонд "нз". Беседуя с Петровым, я понял, что эта же терминология употреблялась и Касторским. Его сбережения росли за счет разных источников, в том числе и за счет ювелирных работ. И Саша, и Касторский разрабатывали идеи, они стремились найти такую форму труда, при которой возникала бы возможность продавать идеи или же подключать "рабсилу" для реализации собственных замыслов, способных приносить солидный доход и, таким образом, пополнять основной капитал.
— Деньги должны находиться в обороте. Это всем выгодно, — говорила Саша. Я не понимал этих слов. Но потом, когда уже следствие установило многие факты ее спекулятивных гешефтов, я понял, что вкладывалось в эти ее суждения.
Саша любила ездить. И повсюду присматривалась к тому, чем живут люди в данной местности. Если там, где она оказывалась, была дешевая шерсть и не было вязальных машин, она тут же устанавливала связь между большим количеством шерсти и отсутствием вязальных машин. Разрабатывала идею доставки вязальных машин в места, богатые шерстью, находила исполнителей и в скором времени доставляла партию машин потребителю, разумеется, по спекулятивным ценам. Саша умела предугадать, какую пользу принесет данный товарообмен. Поэтому машины обменивались не на деньги, а на шерсть или же изделия из шерсти: свитера, пуловеры, вязаные гарнитуры. Разумеется, я об этом до начала следствия ничего не знал. Саша со мной играла в романтическую особу, несколько разочарованную, но ищущую, возможно, собирающую материал для задуманного романа на детективной основе. Как выяснилось потом, гешефты, которые она проводила в жизнь, имели размах, поскольку втягивали десятки разных людей, способных выжать из каждой акции максимум дохода.
