— А чего именно вы боитесь? Волков, что ли?
— Волков, конечно, хотя откуда у нас волки… Я сама ни разу в лесу никакого зверя не видела, даже зайца. Нет, вру, зайца видела. На машине ехали однажды ночью, а он дорогу перебежал прямо перед нами, мы его фарами осветили. А вообще, я мало и бывала в настоящем лесу, так, недалеко от полянки, от дороги… Я всего боюсь – звуков, шорохов, самого своего страха боюсь, я трусиха вообще.
— А вот если вам страшно, но – надо зачем‑то обязательно пойти в лес, вы как, пойдёте?
— Смотря зачем.
— Например, ваш ребёнок заблудился, и надо его найти.
— Тьфу, тьфу, тьфу, не надо таких вещей говорить, а то я не буду играть в эту игру.
— Это не игра, это тест.
— Всё равно.
— Так как все‑таки?
— Ради ребёнка я куда угодно пойду – и в лес, и в гору, и к чёрту в пасть.
— И не страшно?
— Нет, в этом случае не страшно.
— Хорошо. Пойдём дальше. Вот идёте вы по лесу… Закройте глаза.
— Не надо, я и так все прекрасно представляю.
— Хорошо. Вот идёте вы по лесу, идёте, идете… И выходите на полянку, а на ней стоит… ну, некое такое строение. Может, избушка, может, домик маленький, а может, наоборот, большой, а может, землянка… Я вообще‑то не должна варианты подсказывать, вы сами должны сказать.
— М–м… Ну, это такой терем–теремок. Аккуратненький такой, чистенький, уютный…
— Дверь открыта?
— Она открыта, но не настежь, а так, притворена, но не заперта, так что войти можно.
— То есть любой, кто мимо идёт, может войти?
— В общем, да, если хочет, может войти…
— А что там внутри домика? Вот случайный путник вошёл, и что он там увидит?
— Там все тоже чистенько, убрано, половички тканые лежат, стол стоит, на столе самовар, сушки какие‑нибудь, печка есть, можно растопить погреться, лежанка с тёплым пледом…
— «Под святыми стол дубовый, печь с лежанкой изразцовой …». Так, да?
— Да, наверное, я эту сказку и представляла себе.
— Хорошо, пошли дальше. Вот опять вы идёте, идёте по лесу и перед вами – вода…
— Вода?
— То ли река, то ли озеро, то ли ручей, то ли… что ещё бывает? Что представили, то и говорите, только сразу, не думайте. Что вы увидели, когда я сказала «вода»?
— Речку.
— Она глубокая?
— Да, довольно‑таки.
— А вода холодная?
— Так, прохладная.
— А чистая?
— Очень чистая, даже камешки видны у берега.
— И что вы будете делать, когда подойдёте к этой воде?
— Опущу руки, умоюсь…
— А искупаться не захотите?
— Но ведь уже осень, холодно.
— Ну да. А ещё что станете делать?
— Ничего, посижу на берегу, посмотрю, я люблю смотреть на воду.
— Хорошо. Посидели вы у реки и пошли дальше. Идёте, идёте, и встаёт перед вами стена.
— Стена?
— Да, стена. Высокая–превысокая, ничего через неё не видно, длинная–предлинная – ни вправо, ни влево конца не видать. Что вы будете делать?
— А мне надо на ту сторону?
— Да, вам надо попасть на ту сторону.
— Тогда я пойду вдоль стены и буду идти до тех пор, пока она не кончится. Когда‑то же она кончится, правда?
— Безусловно.
— Ну, все?
— Все.
— Рассказывайте.
— Ну, слушайте. Лес – это ваша жизнь. Ранняя осень, вторая половина дня – как раз ваш возраст.
— И без леса ясно.
— Тем не менее. Бывает, человек молодой, а лес представляет, знаете, какой, — голый, заснеженный.
— И что это значит?
— Состарился раньше времени.
— Или ещё не родился. После зимы же всё равно весна.
— К сожалению, только в природе.
— Кто знает!
— Послушайте, кто кому рассказывает, вы мне или я вам?
— Я ничего, я молчу.
— В жизни вы любите и цените красоту – птички поют, запахи… Но вы человек непрактичный. Вам в лесу ни грибов, ни ягод не надо, вы в них даже не разбираетесь (или не хотите разбираться). Вы к жизни относитесь созерцательно. Но не безрассудно – ходите все‑таки по тропинке, поближе к опушке, в чащу не лезете. Вы немного ленивы и, к тому же, трусиха, но только до тех пор, пока это касается вас самой, для своих близких вы готовы на многое.
— Это все вы и так про меня знаете, без теста.
— Да, но тест ведь подтверждает, я же вас за язык не тянула, вы сами говорили именно так, а не иначе.
— А что значит: хвойный – не хвойный лес, берёзки и т. д.?
— Ну… Я бы сказала так, что вы человек скорее консервативный, тяготеете к привычному, к стереотипам, нежели к чему‑то необычному, экзотическому.
— Муж говорит, что рядом со мной Маргарет Тэтчер просто нечего делать.
— При чём здесь Маргарет Тэтчер?
— Она лидер партии консерваторов.
— А, ну да. Слушайте дальше. Терем–теремок – это как бы ваша душа.
— Ну вот, здрасьте.
— Да. Душа у вас не нараспашку, но открыта для хороших людей.
— Я не говорила, что для хороших. Вы меня спросили, может ли случайный путник войти, я сказала: да. А по лесу‑то всякие ходят.
— Вот именно. Вы должны были мне сказать: если человек хороший, пусть входит, а если плохой… Но вы же не сказали этого. Говорит о чём? Что вы слишком доверчивы к людям. Что изначально всех считаете хорошими, и всем готовы душу открыть, приветить, напоить, накормить…
— Ну, допустим. Давайте дальше. Вода – это что?
— Вода – это ваша любовь.
— О господи…
— В любви вы способны на глубокое и чистое чувство, но при этом сдержанны, рассудительны, не бросаетесь, очертя голову, вообще, похоже, что все это уже в прошлом, и сейчас вы скорее позволяете себя любить, чем любите сама.
— Из чего вы сделали такой вывод?
— Во–первых, вода у вас уже прохладная, то есть чувства остыли уже. Потом вы же не захотели искупаться в этой реке, вы только пробуете её с краешка и сидите на берегу, созерцаете. А знаете, как другие на этот вопрос отвечают? Я тут одному доктору в нашей клинике загадывала этот тест, так он, во–первых, сказал: «море», притом, бушующее, и он в него бросается с разбегу и ныряет и плавает и вообще фонтан брызг!
