Хозяин только и успевал менять кувшины на столе варягов, голоса их становились все громче, они уже орали в полный голос, то ли вспоминая былые победы, то ли обсуждая, сколько они получат за службу у Великого князя или у византийского императора — куда они там направлялись. Тетка из кухни принесла им очередное блюдо с бараниной, забрала у гусляра пустой горшок из-под похлебки. Отроки проводили его печальными взглядами. Рыжий викинг улучил момент, когда тетка проходила мимо, и, изловчившись, задрал ей подол. Мелькнули голые толстые икры, рыхлые бедра. Тетка шмыгнула за дверь, северяне заржали так, что один свалился с лавки. Старший укоризненно покачал головой.
«Неужели Невзор переправился в другом месте? — в который раз подумал Олег. — Собственно, что ему переплыть Днепр, хотя бы и ночью? Все, жду до утра и пойду дальше. Где искать Ингольфа, я знаю — значит, и Невзора там встречу. Только бы не опоздать».
Котяра на руках вдруг напрягся, шерсть встала дыбом, он нервно заворочался, выдираясь из рук, и с мявом сиганул в окно. Середин оглянулся: в дверях корчмы стоял Невзор.
Он окинул взглядом помещение, увидел Середина, и скупая улыбка тронула его губы. Олег встал навстречу.
— Здравствуй, друг, не ожидал тебя встретить.
— Я же тебе слово дал, — пожал плечами ведун. — Устраивайся. Сейчас поесть принесут. Хозяин, еще меда.
— Как ты нашел меня? — спросил, присаживаясь, Невзор.
— Купца, с которым ты плыл, догнал. Он и рассказал, что ты ночью через леса к перевозу пошел. Я на другой ладье был — мы и ночью плыли, вот я тебя и обогнал.
— Да, заплутал я немного. Вышел чуть выше по течению, хотел уже вплавь, потом подумал: дойду до перевоза, хоть переночую, как человек.
Слова его прозвучали странно, он и сам это почувствовал, горько усмехнулся.
— Насчет комнаты я уговорился, — кивнул Середин, — так что ешь, пей, а утром пойдем дальше.
За столом наемников раздался очередной взрыв смеха, Олег поморщился.
Невзор оглянулся на них через плечо.
— Что, варяжские гости гуляют?
— Ага. То ли в Киев плывут, то ли дальше, к булгарам или в Царьград.
— Здешний князь их не больно привечает: глаз да глаз за такими вояками. Чего ж взять — в чужом дому, а живут, как хозяева. У дядьки Часлава были двое таких, но он им быстро рога пообломал.
Слепец что-то сказал отроку, который нес гусли. Тот с готовностью развернул полотно, подал ему инструмент. Мужик задрал к потолку бельмы, поскреб заросшую жидким волосом шею, как бы в задумчивости прошелся по струнам, и они ответили нестройным дребезжанием. Гусляр удовлетворенно кивнул и взял еще пару скрипучих аккордов. Викинги за своим столом притихли, ожидая продолжения.
— Мне Велена кое-что рассказала про брата, — негромко сказал Середин.
— Лишь бы найти, — стиснул кулаки Невзор.
— Я обещал, что он уйдет живым.
— Если поможет, — уточнил Невзор.
— Если поможет, — согласился Олег.
Из кухни вышла тетка с грудой обжаренных бараньих ребер на блюде и направилась к их столу. Рыжий викинг заворчал, ухватил ее за руку, показывая на свой стол. К ним подскочил хозяин, что-то объясняя. Но северянин орал все громче, не обращая внимания на старшего воина, который пытался его урезонить.
— Как бы без ужина не остаться, — пробормотал Середин, поднимаясь из-за стола.
— Помочь? — спросил Невзор.
— Пока не надо.
Олег подошел к столу варягов:
— Кто-нибудь из вас говорит по-нашему?
— Я говорю, — кивнул пожилой.
— Это наша еда, — спокойно сказал Середин.
— Я знаю, но прошу вас уступить нам. — В голосе варяга чувствовался акцент, говорил он медленно, подбирая слова, но понять его труда не составляло. — Парни перебрали крепкого меда, им сейчас море по колено. Если вы уступите, я буду очень благодарен.
— Хорошо, — Середин пожал плечами, — я уступлю.
Пожилой что-то сказал рыжему, тот победно посмотрел на Олега и, выхватив у женщины блюдо, небрежно бросил его на свой стол.
— Не будем ссориться из-за еды, — мягко сказал пожилой, — ее здесь достаточно.
Олег вернулся за стол, покусывая губы, налил меда.
— Подождем немного, — процедил он.
Гусляр, прекративший терзать инструмент и навостривший уши, вздохнул, как показалось Олегу, с сожалением, и опять взялся за гусли.
Тетка вновь показалась из кухни с блюдом мяса. Рыжий парень пропустил ее мимо себя, а потом дал под зад с такой силой, что женщина буквально пролетела через корчму. Невзор поймал одной рукой блюдо, другой подхватил кухарку. Молодые варяги заржали, тыча пальцами в их сторону. Пожилой воин стукнул кулаком по столу и, вскочив на ноги, рявкнул на рыжего. Тот не остался в долгу — заорал, нависнув над пожилым и яростно жестикулируя.
— Он говорит: ты старым стал, Лейв, даже драка не доставляет тебе удовольствия. Ты зря пошел с нами — сидел бы дома с бабами, — негромко перевел Невзор.
— Ты знаешь их язык? — удивился Середин.
— Я сдружился с варягами, что служили с нами после того, как Часлав показал им, кто главный. Нормальные ребята, но гонору — во! — Невзор провел ладонью у себя над головой, достал нож и принялся за мясо.
— Вроде, успокоились, — сказал Олег, глядя, как рыжий парень с кислой физиономией осел на лавку.
— Угу. Лейв сказал ему, он не стар, просто не создает поводов для драки, и что он расскажет все отцу рыжего, который завтра будет здесь с остальными воинами.
— Так это не все? А он не сказал, сколько еще варягов придет?
— Я так понял, еще две ладьи.
— Я начинаю жалеть, что мы не можем переправиться сегодня, — с чувством сказал Середин.
Гусляр, наконец, выбрал мелодию и загнусил, постепенно набирая голос:
— Как во городе, во славном, Карачарове…
Голос у него был подстать звучанию рассохшихся гуслей — скрипучий и дребезжащий. На низких тонах голос становился утробным, с претензией на задушевность, тогда как на высоких певец давал петуха.
— … тридцать лет и три долгих годка еще…
— А что тебе рассказала Велена? — Невзор отхлебнул меда и отрезал еще кусок мяса.
— Она сказала, что ее брат — очень сильный колдун.
— Это я и так знаю.
— …родниковой воды, не колодезной… — повествовал сказитель.
— Его настоящее имя не Верша, — покосившись на певца, напряг голос Середин, — его зовут Ингольф. Он и Велена с севера, они оба даны, их отец был известный ярл, а сам Ингольф в своих краях пользовался очень дурной славой.
— Хуже, чем моя слава, быть не может, — горько усмехнулся Невзор.
