Лучники продолжали стрелять, но адских тварей было слишком много. На месте каждой упавшей появлялось пять, и все они бежали на нас. А потом за их спинами показались размеренно приближающиеся всадники на огнедышащих конях.
Первые твари добрались до наших рядов.
— Пикинеры к бою! — скомандовал я горнисту.
Горнист протрубил сигнал, и наши лучники отступили. Строй пикинеров двинулся вперед, оглашая воздух яростными боевыми кличами. Лучники принялись стрелять навесом, поверх голов, по дальним рядам адских тварей.
— Придержите стрелы для их кавалерии! — крикнул я. — По лошадям стрелять только наверняка!
Основная масса противников сошлась в поле, образовав жуткую мясорубку. В бою уже схлестнулись десятки тысяч.
Наши лучники продолжали стрелять, хотя и не так часто, но нашу кавалерию я пока оставил в резерве. Кони нетерпеливо фыркали и рвались в бой.
— Спокойно… — пробормотал я. — Спокойно… Постепенно адские твари начали одерживать верх. Половина моих солдат погибла, а вторую половину теснили превосходящие силы противника. Лучники начали отступать; им уже трудно было выбирать цели. Я понял, что пора пускать в ход кавалерию.
— Труби атаку! — приказал я, вскидывая меч. Пропела труба, я пришпорил коня и ринулся в бой, а за мной — мои кавалеристы.
Потом все потонуло в водовороте боя. Я видел, как падали лошади и всадники — и наши, и вражеские, — и их рубили на куски. Но я продолжал драться и убивал адских тварей десятками. Солдаты начали собираться вокруг меня, и соединенными усилиями мы проложили широкую просеку во вражеских рядах. Я выкрикивал боевой клич и горячил коня. Я дрался так, как не дрался еще никогда в жизни. Я был в крови с головы до ног. Я рубил железо и плоть, я убивал врагов, разрушивших мою жизнь, отнявших у меня любовь и дом, — и я был пьян горячкой боя.
А потом все закончилось — как-то внезапно. Протрубили вражеские горнисты; адские твари развернулись и принялись отступать. Лучники стреляли им в спину, выкашивая их десятками и сотнями. Солдаты разразились радостными воплями.
Я обмяк в седле. На губах моих играла безумная улыбка. Я был вымотан до предела. А потом я оглядел поле боя. Повсюду грудами валялись трупы — и людей, и адских тварей.
Руки мои дрожали, а голова раскалывалась от боли. Никогда еще я так не уставал.
Но при всем при том меня переполнял восторг. Мы выиграли эту небывалую битву! Мы потеряли две трети своих людей убитыми и раненными, но мы одержали победу! А враг потерял вдвое больше солдат, чем мы!
Солдаты принялись скандировать мое имя, словно боевой клич: «О-бе-рон! О-бе-рон! О-бе-рон!»
Я вскинул меч и выпрямился.
— Возвращаемся в лагерь! — скомандовал я. — Забирайте наших раненых и мертвых!
Солдаты, сохраняя все то же приподнятое настроение, рассыпались по полю. Они собирали раненых людей и добивали адских тварей, подававших признаки жизни.
Я понял, что в этой войне пленных не будет.
К тому времени, как мы смогли пуститься в обратный путь, ко мне прискакали гонцы с новостями. Новости были нерадостные. Отряд Локе одержал решительную победу, но сам Локе был серьезно ранен. Адские твари стащили его с седла и бросили под копыта своих коней. Солдаты отбили его и принесли обратно в лагерь. Сейчас Локе лежал у себя в шатре и над ним хлопотали врачи.
Впрочем, это еще можно было назвать хорошими вестями.
А вот отряд Дэвина был разбит. И сам Дэвин обратно не вернулся. Он остался лежать где-то на поле боя, среди восемнадцати тысяч других погибших.
Услышав это, я развернул коня и поспешил к Локе. Я растолкал врачей, хоть они и вопили, что генералу необходим покой, и опустился на колени рядом с койкой.
Голова Локе была перевязана, и через бинты уже проступила кровь.
— Локе! — позвал я. — Это я, Оберон.
Веки Локе дрогнули, и он открыл глаза, а потом медленно повернул голову, хотя видно было, что это движение причинило ему сильную боль.
— Что нового? — прохрипел он.
— Мы победили, — ответил я. — Во всяком случае, сегодня.
Локе улыбнулся — и умер.
Я вздохнул, закрыл ему глаза и встал. Тут же откуда-то вынырнули священники и, затянув молитвы, начали готовить тело к погребению. «Надо было спросить у Фреды, как полагается хоронить членов нашего семейства», — как-то отстраненно подумал я.
— Если враги снова перейдут в наступление, пришлите за мной гонца, — сказал я адъютантам Локе. — А сейчас мне необходимо поговорить с отцом.
— Да, генерал, — отозвались они.
Я медленно развернулся и вышел из шатра. Меня окружили офицеры и засыпали вопросами: «как там Локе?» — но мне было не до них.
Я двинулся к замку, не обращая внимания на молнии. На сердце у меня было тяжело. Скоро стемнеет. Молнии на время прекратятся. Так что я спокойно войду в замок и расскажу всем, что случилось.
И перспектива эта меня не радовала.
ГЛАВА 20
Подойдя к коридору, ведущему к кабинету Дворкина, я увидел, что стражников заменили. Новые стражники отсалютовали мне, но не стали пытаться меня задержать.
Я прошел мимо них и, не постучавшись, вошел в кабинет.
Дворкин лишь взглянул на меня — и сгорбился в кресле.
— Новости у нас плохие — так? — ровным тоном спросил он.
— Дэвин и Локе мертвы. Но на сегодня мы победили.
— А завтра?
— Завтра войско поведу я. Мы будем сражаться и надеяться на лучшее.
— Ты скажешь Фреде?
— Скажу, — отозвался я и, не прибавив более ни слова, развернулся и вышел.
Сперва я зашел к Эйберу и наскоро пересказал ему новости. Похоже, он не удивился.
— Я же тебе говорил, что Локе — не предатель, — только и сказал он.
— Да, не предатель, — согласился я. — Возможно, он был лучшим из нас. А сейчас я пойду, сообщу обо всем Фреде. Я пообещал отцу.
— Она заперлась в маленькой комнате, которая примыкает к залу для приемов, и не выходит оттуда. Я звал ее весь день — и без толку.
— Что она там делает?
— Понятия не имею.
Я вздохнул и встал.
— Пойду поговорю с ней.
Еще одна неприятная задача — как достойное завершение скверного дня.
Я прошел в зал для приемов и подергал дверь маленькой комнаты. Дверь была заперта изнутри.
— Фреда! — позвал я и постучал в дверь. — Впусти меня!
Ответа не последовало.
— Фреда! Это я, Оберон! Открой! Мне нужно поговорить с тобой! Это важно! Фреда!
