— Да хватит уже! — крикнул Нил, задрав голову. — И так полное ведро набрали. Пойдем лучше назад!
— Ой, ну пожалуйста, пожалуйста! Тут такая красота!
Нил вздохнул, переложил потяжелевшее за какой-то час ведро в отдохнувшую руку и начал подъем.
Поравнявшись с Линдой, он поставил ведро, уселся на замшелый камень и достал погнувшуюся сигарету. Линда отошла на несколько шагов и застыла, глядя куда-то вниз. Он докурил сигарету, а она все не двигалась. Нил подошел к ней, тихо положил руку на плечо.
— Что с тобой?
— Ильинка…
Деревня под холмом опустела давно. Это было понятно и по отсутствию столбов с электропроводами, и по высоте деревьев, проросших на крышах и сквозь крыши. От деревянных домов остались закопченные трубы, сиротливо выглядывающие из буйной дикой зелени, от кирпичных — осыпающиеся красные стены с пустыми черными глазницами окошек. Дом, стоящий несколько на особицу и обнесенный чудом сохранившейся чугунной оградой, обращал на себя внимание. Это было длинное двухэтажное сооружение, на стенах которого кое-где сохранилась желтая штукатурка, с облупившимся прямоугольным фронтоном и высоким каменным крыльцом с монументальной дверью, крест-накрест заколоченной почерневшими досками. Над дверью косо свисали остатки черепичного козырька. Один столб под козырьком упал и теперь лежал поперек крыльца, расколотый на три части. Сбоку от входа Нил разглядел круглую, дырявую крышу беседки.
— Там была усадьба помещиков Ильинских, — прошептала Линда.
— Откуда ты знаешь? — спросил потрясенный Нил.
— Я не знаю. Я так думаю. Пошли. Не пройдя и пяти шагов, они наткнулись на удивительный малиновый куст, сплошь облепленный громадными, прозрачными, сочными ягодами. В лучах солнца, клонившегося к закату, ягоды отливали золотом изнутри. Мгновенно повеселевшая Линда принялась горстями сгребать золотистые ягоды и запихивать Нилу в рот. Он, недолго думая, последовал ее примеру. За считанные минуты они наелись до отвала, почти до тошноты, но остановиться никак не могли — нежная, ароматная, тающая сладость чудо-ягод была непреодолима…
— Ай! — вдруг воскликнул Нил, его голова нырнула под руку Линде и исчезла в густой поросли, следом посыпался сладкий малиновый дождь.
— Эй, ты что там делаешь?
— Лежу. Навернулся обо что-то.
— Так вставай, если можешь. — Сейчас, зажигалку обронил…
— Давай помогу.
Линда раздвинула зеленые прутики, и взгляду ее открылась ровно обтесанная поверхность. На гладком розовом камне проступала глубоко и четко высеченная изогнутая роза, а в полукруге стебля — православный крест.
— Зигги, ползи сюда! Гляди, чего я откопала.
В полуметре от камня вынырнула взъерошенная голова Нила.
— Вот он-то мне под ногу и попался… — Он вгляделся в изображение. — Э, да мы, мать, похоже, на старое кладбище попали. То-то малина такая нажористая…
— Тьфу на тебя!
— Успокойся, здешние бренные останки давно уже биологически пассивны. Даже косточки истлели задолго до нашего рождения.
— Гляди, а тут еще один камень. И крест поваленный…
Оли дружно присели на мягкую траву.
— Зажигалку нашел? — шепотом спросила Линда.
— Ага. Вот она.
— А сигарета есть?
— Держи.
Они замолчали, глядя друг на друга и пуская дым в чистое небо.
— Знаешь, мне вдруг в голову пришло… Если бы эти камни могли говорить, сколько всего они нам рассказали бы…
— Камни не говорят, — отозвалась Линда.
— Само собой…
— … но думают.
— Что-что?
— Думают. Лежат и думают. У них, видишь ли, много времени на раздумья…
— И о чем, интересно, они думают?
— Они думают о том, что люди, наверное, открыли секрет бессмертия и перестали умирать. Погост стоит, а никого не хоронят.
— Странно все это…
— Зигги, ты можешь пообещать мне одну вещь? — Какую?
— Если я… если я уйду первой, ты постарайся сделать так, чтобы меня закопали под тем камнем, с розой. Буду выращивать солнечную малину…
— Линда, прекрати, что ты несешь!
— Нет, не надо. Земля тяжела… Лучше отдай меня чистому огню, а пепел отпусти на волю, развей по ветру…
— Какая чушь!
— Без воли и ветра душа не живет… Зигги, сделаешь?
— Ты перегрелась…
Линда тряхнула головой и, резко качнувшись, встала.
— Извини, сама не понимаю, что на меня нашло, не придавай значения… Ой, побежали, наши, наверное, уже на дорогу вышли…
* * *
В конце августа все стройотряды вернулись в город, а второго сентября начались занятия в университете, однако, городской штаб работу не свернул. Линда, официально освобожденная от учебы еще на месяц, с утра до позднего вечера корпела над разного рода отчетностью и домой возвращалась усталая, голодная и злая. Она пулей пролетала через владения Яблонских, сразу за балконной дверью скидывала кроссовки или босоножки и переоблачалась в розовый халат, красноречиво вывешенный на дверях ванной комнаты. На столе ее ожидали бутылка пива, только что из холодильника, и что-нибудь вкусненькое на укрытой полотенцем сковородке. И лишь когда она, утолив первые голод и жажду, закуривала сигарету, начинала звучать негромкая восточная музыка, и словно джинн из кувшина материализовался Нил, прятавшийся доселе за высоким матрасом. На этот же матрас они обычно и заваливались после ужина, оставив мытье посуды на утро.
— Зигги, ты меня балуешь, — говорила Линда, целуя мужа.
— Не-а, проявляю элементарный эгоизм. Хочу приучить тебя к мысли, что и тебе придется именно так встречать с работы меня. Каждый вечер, много-много лет подряд. Даже когда я буду заслуженным старым пердуном, а ты…
— Заслуженной старой пердуньей, — докончила она.
— Отнюдь. Элегантной старой дамой с голубой челкой и ястребиным шнобелем.
Она выхватила из-под головы подушку и принялась охаживать ею Нила. Он уворачивался, хохоча во все горло…
* * *
— В Новгород, на четыре дня. Зональный смотр агитбригад, — пояснил он, перехватив ее удивленный взгляд. Взгляд был направлен на упакованный под завязку рюкзачок, стоящий возле матраса. — Поезд завтра утром. Наших полвагона, так что если хочешь, могу и тебя вписать.
— Хочу. — Линда вздохнула. — Но не могу. Никто не отпустит. Отчет сдаем послезавтра.
— Жаль… Ладно, вернусь — тогда и погуляем. Имеем право. А пока что ты отдохни от меня.
— Хочешь, открою страшную тайну?
— Ну?
