Книга Азазель - Борис Акунин

Спросите любого жителя первопрестольной, когда лучше всеговступать в законный брак, и вы, конечно же, услышите в ответ, что человекосновательный и серьезный, желающий с самого начала поставить свою семейнуюжизнь на прочный фундамент, непременно венчается только в конце сентября,потому что эта пора самым идеальным образом подходит для отплытия в мирное идолгое путешествие по волнам житейского моря-океана. Московский сентябрь сыт иленив, разукрашен золотой парчой и румян кленовым багрянцем, как наряднаязамоскворецкая купчиха. Если жениться в последнее воскресенье, то небообязательно будет чистое, лазоревое, а солнце будет светить степенно и деликатно— жених не вспотеет в тугом крахмальном воротнике и тесном черном фраке, аневеста не замерзнет в своем газовом, волшебном, воздушном, чему и названия-топодходящего нет.

Выбрать церковь для свершения обряда — целая наука. Выбор взлатоглавой, слава Богу, велик, но оттого еще более ответственен. Настоящиймосковский старожил знает, что хорошо венчаться на Сретенке, в церкви Успенья вПечатниках: супруги проживут долго и умрут в один день. Для обретениямногочисленного потомства более всего подходит церковь Никола Большой Крест,что раскинулась в Китай-городе на целый квартал. Кто более всего ценит тихийуют и домашность — выбирай Пимена Великого в Старых Воротниках. Если жених —человек военный, но желает окончить свои дни не на поле брани, а близ семейногоочага, в кругу чад и домочадцев, то разумней всего давать брачный обет в церквиСвятого Георгия, что на Всполье. Ну и, конечно, ни одна любящая мать непозволит дочери венчаться на Варварке, в церкви великомученицы Варвары — житьпотом бедняжке всю жизнь в муках и страданиях.

Но лица знатные и высокочиновные не очень-то вольны ввыборе, ибо церковь должна быть сановной и просторной, иначе не вместитьгостей, представляющих цвет московского общества. А на венчании, которое заканчивалосьв чинной и помпезной Златоустинской церкви, собралась «вся Москва». Зеваки,столпившиеся у входа, где длинной вереницей выстроились экипажи, показывали накарету самого генерал-губернатора, князя Владимира Андреевича Долгорукого, аэто означало, что свадьба справляется по наивысшему ранжиру.

В церковь пускали по особым приглашениям, и все же публикисобралось до двухсот человек. Было много блестящих мундиров, как военных, так истатских, много обнаженных дамских плеч и высоких причесок, лент, звезд,бриллиантов. Горели все люстры и свечи, обряд начался давно, и приглашенныеустали. Все женщины, вне зависимости от возраста и семейного состояния, быливзволнованы и растроганны, но мужчины явно томились и вполголосапереговаривались о постороннем. Молодых уже давно обсудили. Отца невесты,действительного тайного советника Александра Аполлодоровича фонЭверт-Колокольцева знала вся Москва, хорошенькую Елизавету Александровну не развидели на балах — она начала выезжать еще с прошлого года, — поэтому любопытство,в основном, вызывал жених, Эраст Петрович Фандорин. Про него было известнонемногое: столичная штучка, в Москве бывает наездами — по важным делам,карьерист, обретается у самого алтаря государственной власти. В чинах, правда,пока небольших, но еще очень молод и быстро идет в гору. Шутка ли — в такиегоды уже с Владимиром в петлице. Предусмотрителен Александр Аполлодорович,далеко вперед глядит.

Женщины же больше умилялись на юность и красоту молодых.Жених очень трогательно волновался, то краснел, то бледнел, путал слова обета —одним словом, был чудо как хорош. Ну а невеста, Лизанька Эверт-Колокольцева, ивовсе казалась неземным существом, просто сердце замирало на нее смотреть. Ибелое облакообразное платье, и невесомая вуаль, и венчик из саксонских роз —все было именно такое, как нужно. Когда венчающиеся отпили из чаши красноговина и обменялись поцелуем, невеста ничуть не смутилась, а наоборот, веселоулыбнулась и шепнула жениху что-то такое, отчего он тоже заулыбался.

А Лизанька шепнула Эрасту Петровичу вот что:

— Бедная Лиза передумала топиться и вышла замуж.

Эраст Петрович весь день ужасно мучился всеобщим вниманием иполной своей зависимостью от окружающих. Объявилось множество бывших соучениковпо гимназии и «старых товарищей» отца (которые в последний год все как подземлю провалились, а тут обнаружились опять). Фандорина сначала повезли нахолостяцкий завтрак в арбатский трактир «Прага», где много толкали в бок,подмигивали и почему-то выражали соболезнования. Потом увезли обратно в гостиницу,приехал парикмахер Пьер и больно дергал за волосы, завивая их в пышный кок.Лизаньку до церкви видеть не полагалось, и это тоже было мучительно. За три дняпосле приезда из Петербурга, где теперь служил жених, он невесты вообще почтине видел — Лизанька все время была занята важными свадебными приготовлениями.

Потом багровый после холостяцкого завтрака КсаверийФеофилактович Грушин, во фраке и с белой шаферской лентой, усадил жениха воткрытый экипаж и повез в церковь. Эраст Петрович стоял на ступенях и ждалневесту, а из толпы ему что-то кричали, одна барышня кинула в него розой иоцарапала щеку. Наконец, привезли Лизаньку, которой было почти не видно из-подволн прозрачной материи. Они бок о бок стояли перед аналоем, пел хор, священникговорил «Яко милостивый и человеколюбивый Бог еси» и что-то еще, менялиськольцами, вставали на ковер, а потом Лизанька сказала про бедную Лизу, и ЭрастПетрович как-то вдруг успокоился, огляделся по сторонам, увидел лица, увиделвысокий церковный купол, и ему стало хорошо.

Хорошо было и потом, когда все подходили и поздравляли,очень искренне и душевно. Особенно понравился генерал-губернатор ВладимирАндреевич Долгорукой — полный, добрый, круглолицый, с висячими усами. Сказал,что слышал про Эраста Петровича много лестного и от души желает счастливогобрака.

Вышли на площадь, все вокруг кричали, но было плохо видно,потому что очень ярко светило солнце.

Сели с Лизанькой в открытый экипаж, запахло цветами.

Лизанька сняла высокую белую перчатку и крепко стиснулаЭрасту Петровичу руку. Он воровато приблизил лицо к ее вуали и быстро вдохнуларомат волос, духов и теплой кожи. В этот миг (проезжали Никитские ворота)взгляд Фандорина случайно упал на паперть Вознесенской церкви — и словнохолодной рукой стиснуло сердце.

Фандорин увидел двух мальчуганов лет восьми-девяти воборванных синих мундирчиках. Они потерянно сидели среди нищих и пели тонкимиголосами что-то жалостное. Повернув тонкие шеи, маленькие побирушки слюбопытством проводили взглядом пышный свадебный кортеж.

— Что с тобой, милый? — испугалась Лизанька,увидев, как побледнело лицо мужа.

Фандорин не ответил.