Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
«Сострадание! — отвечал прорицатель из глубин сокрушенного сердца, подняв вверх руки свои. — О Заратустра, я пришел, чтобы ввести тебя в последний твой грех!»
И едва произнес он эти слова, как снова раздался крик, еще протяжнее и тоскливее, чем раньше, но уже намного ближе. — «Ты слышишь? Слышишь, Заратустра? — воскликнул прорицатель, — это тебя, тебя призывает этот крик: „Иди, иди, иди, пора, давно пора!“».
Но Заратустра молчал, смятенный и потрясенный; наконец он спросил, словно сомневаясь в себе самом: «Кто же это зовет меня?»
«Тебе ли не знать этого, — резко отвечал прорицатель, — зачем ты прячешься? Это высший человек взывает к тебе!»
«Высший человек? — воскликнул Заратустра, охваченный ужасом. — Чего же он хочет? Что нужно ему? Высший человек! Что ему нужно здесь?» — и тело его покрылось потом.
Прорицатель же не отвечал на испуганные восклицания Заратустры, а продолжал вслушиваться в зов глубин. Но оттуда долго не доносилось ни звука, тогда он обернулся и увидел, что Заратустра все еще стоит, не двигаясь с места, и дрожь бьет его.
«О Заратустра, — проговорил он, — ты не похож на человека, который от счастья кружится на месте: чтобы не упасть, придется тебе танцевать!
Но даже если ты и захочешь танцевать и выделывать на канате трюки, все равно никто не скажет: „Смотрите, вот танцует последний веселый человек!“
Тот, кто его ищет здесь, напрасно поднялся на эти высоты: пещеры найдет он и скрывающихся в них, а также убежища для тех, кто спасается бегством, но не обнаружит ни тайников, ни сокровищниц счастья, ни новых золотоносных жил его.
Счастье — не обрести его у отшельников, заживо похоронивших себя! Неужели придется искать мне последнее счастье на блаженных островах, среди далеких забытых морей?
Хотя все равно ничто не вознаграждается, всякие искания бесполезны, не существует более блаженных островов!»
Так вздыхал прорицатель; но с последним вздохом его к Заратустре вернулись спокойствие и уверенность, словно он из глубокого ущелья снова вышел на свет. «Нет! Нет! Трижды нет! — воскликнул он бодрым голосом, поглаживая бороду, — это мне хорошо известно! Существуют еще блаженные острова! Уж лучше молчи об этом, ты, мешок печалей и воздыханий!
Перестань болтать, ты, полуденная дождевая туча. Разве не видишь, что промок я уже от печалей твоих, словно собака, которую окатили водой?
Отряхнусь-ка я и сбегу от тебя, чтобы высохнуть, — так что не удивляйся! Или сочтешь ты это невежливым? Но тут мои владения.
А высшего человека я тотчас разыщу в тех лесах, откуда, быть может, доносился крик его. Быть может, его преследует какой-нибудь лютый зверь.
Он — в моих владениях: здесь с ним не случится несчастья! Действительно, немало тут у меня лютых зверей».
И с этими словами Заратустра направился к лесу. Тогда прорицатель сказал: «О Заратустра, ты — плут!
Я понял: ты хочешь избавиться от меня! Ты предпочитаешь уйти в лес, к диким зверям!
Но тебя это не спасет! Вечером снова буду я здесь; я усядусь в пещере твоей и буду сидеть, терпеливый, тяжелый, словно колода, и ждать тебя!»
«Да будет так! — крикнул Заратустра уже издали. — И пусть все мое в этой пещере принадлежит и тебе, дорогому гостю моему!
Если найдешь ты мед, — ну что ж! лижи его, ворчливый медведь, и услаждай душу свою! А вечером оба мы будем веселы,
— веселы и довольны, что день этот кончился! И будешь ты плясать под песни мои, словно ученый медведь.
Ты сомневаешься? Ты качаешь головой? Ну что ж, посмотрим, старый ворчун! Ведь и я — тоже прорицатель!»
Так говорил Заратустра.
Беседа с королями
1
Заратустра не был еще и часу в пути по горам и лесам своим, как вдруг увидел престранное шествие. Посреди дороги, по которой хотел он спуститься, шли два короля, в коронах и украшенные пурпурными поясами, пестрые, словно фламинго: перед собой они гнали нагруженного осла. «Что надо этим королям в моем царстве?» — изумленно сказал Заратустра в сердце своем и поспешил спрятаться за куст. Но когда короли поравнялись с ним, он произнес вполголоса, словно обращаясь к самому себе: «Странно! Странно! Как увязать одно с другим? Двух королей вижу я — но только одного осла!».
Тогда те двое остановились, с улыбкой глядя в ту сторону, откуда донесся голос, и повернулись друг к другу. «Так же думают многие и среди нас, — сказал король, что шел справа, — но они не высказывают этого вслух».
А король слева, пожав плечами ответил: «Это, вероятно, пастух, пасущий коз. Или отшельник, долго живший среди скал и деревьев. Да, отсутствие общества портит самые добрые нравы».
«Добрые нравы? — сердито и с горечью возразил другой король. — Так от чего же мы бежим? Не от „добрых“ ли нравов? Не от нашего ли „высшего общества“?
Поистине лучше уж жить среди отшельников и пастухов, чем в кругу нашей раззолоченной, лживой, нарумяненной черни, которая называет себя „высшим обществом“,
— которая называет себя „аристократией“. Но все в них лживо, и даже сама их кровь — из-за застарелых дурных болезней и еще более дурных исцелителей.
Теперь я предпочитаю им всем крестьянина: он груб и хитер, упрям и вынослив: ныне это самый благородный тип.
Крестьяне — вот кто ныне лучшие из людей; они и должны господствовать! Однако теперь — царство толпы, и я уже не обольщаюсь. Толпа же — это мешанина и неразбериха.
У них все перемешано: святой с негодяем, дворянин с евреем, и все зверье из Ноева ковчега.
Добрые нравы! Все у нас лживо и прогнило насквозь. Никто уже не способен к почитанию: как раз от этого мы и бежим. Всюду эти назойливые заискивающие псы, покрывающие позолотой пальмовые листья.
Отвращение душит меня оттого, что мы, короли, сами стали ненастоящими, что мы прячемся под одеждами ветхого, раззолоченного дедовского великолепия, что для глупцов и пройдох и для всех, кто вовлечен сегодня в мелочную торговлю властью, мы не более чем профили на монетах!
Мы — не первые среди людей, но должны разыгрывать эту роль для толпы: и от этой лжи пресыщение и отвращение овладели нами.
Мы ушли, наконец, от этого сброда, от всех этих крикунов и от мушиной пачкотни грязных писак, от смрада торгашей, от судорог честолюбия и от зловонного дыхания — тьфу! жить среди этой сволочи!
— тьфу! играть роль первых среди этой сволочи! О отвращение! Отвращение! Отвращение! Во что превратились мы, нынешние короли!»
«Это приступ твоей застарелой болезни, — сказал король слева, — это приступ отвращения, бедный мой брат. Однако, по-моему, кто-то подслушивает нас».
Заратустра, с напряженным вниманием слушавший эти речи, тотчас вышел из убежища своего, подошел к королям и сказал:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
