на изгибающееся и пляшущее пламя.
— Ты долго, — три голоса вонзились в мой бедный мозг как сверла. — Почему долго?
Я поднял глаза. Неровный колеблющийся свет языков пламени осветил странное существо. Пирамидальное тело, покрытое плывущими и нечеткими символами, казалось, вовсе не имело ног. На вершине этой пирамиды из плоти крутилась, как елочная игрушка, голова с тремя лицами.
Одно принадлежало Андрею Крафту. Уродливый шрам — моя метка — пересекал его глубокой расщелиной. Из шрама сочилась кровь.
Второе — Императору, Его Величеству Петру Шуйскому. Моему бывшему повелителю и подопечному. Лицо начавшего разлагаться мертвеца. Один глаз выпал, вися на ниточке нерва, и в подгнившей глазнице копошились бледные червяки.
А третье лицо когда-то бывало моим. Время от времени. Маска арлекина, словно никак не могла определиться, корчилась, перетекая от выражения крайнего гнева и печали, к личине идиотского веселья. Рты всех трех голов одновременно открылись:
— Мы ждем! Ждем. Мы Ждем!
Интерлюдия. Павлоград. Дворец Алмаза.
Его Императорское Величество Василий Александрович Шуйский стоял у окна в своем любимом рабочем кабинете на втором этаже Летнего дворца. Император был высок, строен, даже немного худощав. Черные с проседью волосы, уложенные на пробор. Гладко выбритое лицо. Прозрачные глаза истинного Алмаза. Крючковатый нос и тонкие губы. Император был одет в простой придворный мундир серого цвета, без знаков различия. Без всех этих раздражающих эполет, аксельбантов и золотого шитья. Он терпеть не мог натягивать на себя все это роскошество на официальные церемонии. Глупо и несовременно. Но традиции нарушать нельзя. Даже его положение и должность держится только на традиции. И на любви к традициям замшелых пеньков из Княжеского Совета. Прервав созерцание первых цветов, появившихся на садовых деревьях он повернулся к своему посетителю.
Министр МВД, его высокопревосходительство Гавриил Романович Державин императору скорее нравился. Он был из не очень влиятельного рода. Не был замешан в клановые интриги и возню. А еще он из бывших военных. Довольно простой и понятный подчиненный. Не то что крученый гаденыш Бюлов. Державин не боялся его и не заискивал. Просто делал свою работу. А также он был пожалуй единственный из Кабинета министров, на кого император мог положиться. Хотя бы на тридцать процентов.
— Присаживайтесь, Гавриил Романович. Разговор у нас будет приватный. Возможно не быстрый. И ваша папка с докладами сегодня не понадобится.
Державин склонил голову. И уселся в ближайшее к рабочему столу кресло. Пресловутую папку, тяжёлую, кожаную, красного цвета, без которой его никто кроме жены, наверное, не видел, он положил на колени.
— Ваше Величество…
— Давайте без чинов, Алексей Гаврилович. Официоза мне хватает от Бюлова и ему подобных.
— Василий Александрович, я весь внимание.
— Недавно упомянутый Бюлов доложил мне лично, минуя прочие инстанции тревожную информацию. Вы знаете о схеме, регистрирующей силу кланов? Аффектор Майнца-Ломоносова?
— В общих чертах. Насколько мне известно, это не самый точный и нужный артефакт в вашем распоряжении.
— Все верно. Вот только по традиции, — в голосе императора на мгновение послышался сарказм, — возле него дежурит сотрудник МпДО, который составляет ежедневные отчеты. Другой сотрудник делает сводный отчет, который и пересылается министру. И Бюлов оказался достаточно дотошным, чтобы эти почти бесполезные отчеты читать. И достаточно наблюдательным чтобы заметить изменение в данных.
— Изменение? Любопытно. Какое-же именно, позвольте спросить?
— В центре схемы из восьми традиционных камней, означающих восемь кланов, находится королевский опал. Мертвый камень. Уже четыреста тридцать шесть лет мертвый, — Император замолчал.
— Но клана Опала никогда не было. Или у меня неверные сведения? Четыреста тридцать шесть? Выплеск Хмари?
— За что вы мне нравитесь, Гавриил Романович, для бывшего военного вы быстро соображаете. Опуская скучные подробности, скажу. В общих архивах ничего нет. Я поднял личные архивы семьи и там нашел нужные сведения. Клан Королевского опала реально существовал в прошлом. Но он был практически полностью истреблен. Когда погиб его последний представитель, камень на стене погас. И вот он снова светится.
— Осмелюсь спросить, какова интенсивность?
— Ноль-восемь по шкале.
Министр присвистнул.
— Это довольно много. То ли там прямо человек пятьдесят мастеров. То ли грандмастер, а то и абсолют нарисовался. В мертвом-то клане. А не может быть какой-то ошибки, Василий Александрович?
— Исключено. Аффектор инструмент конечно не точный, но в главном он никогда не ошибается. Я хочу, Алексей Гаврилович, поручить вам негласную проверку на территории Ожерелья. Дело должно быть исключительно на вашем личном контроле. Исполнители не должны догадываться, что именно произошло. Если каким-то волшебным образом возродилась кровь старого забытого клана… я хочу знать где, когда и в ком она возродилась. Спешки нет. Но и медлить не следует.
— Я все понял, ваше Величество. Разрешите идти?
Министр не спросил у императора, почему Королевский опал в столь древнем артефакте оказался в центре схемы. Это наводило на странные мысли. Но дураком Державин сроду не был. Эти мысли он оставил при себе.
ИМПЕРАТОР И МИНИСТР
То же утро. Апартаменты Строговых.
Я открыл глаза еще в темноте и некоторое время смотрел в потолок. Этот сон был таким натуральным. Я чуял тяжелый запах, исходящий от конструкта. Слышал хруст шейных позвонков, когда поворачивалась голова. Треск сучьев сгорающих в огне. А, ладно! Спать уже не хочется.
Голова тяжелая. Но лучше вставать. Пойду залипну в паутину. Цены на мехи посмотрю. Или сразу бункер железобетонный глянуть? На колесиках? Чтобы не выходить никуда. Блэк-Джек и доступные женщины в опциях желательны. Наверное, мне такое пока не по карману.
В десять утра раздался звонок в дверь. Я поплелся открывать. На пороге стоял Карл Августович выглядящий отвратительно бодрым. Я сразу заметил отсутствие значков УпДО — пирамиды с глазом в его петлицах. Так так.
— Доброе утро, Олег. Позволите?
— Конечно, проходите, Карл Августович. Кофе?
— Вам кофе точно не помешает. Я сам сварю.
Мы с ним прошли на кухню, где Августович принялся священнодействовать над кофемолкой. Засыпая зерна в горлышко, он сказал:
— Я уволился из управления и рассчитался с прочими обязательствами. Хорошо подумав, я решил принять ваше предложение. Но! Сразу хочу сказать. Свое лечение я компенсирую. Полагаю, вы собирались платить мне некое содержание. Я настаиваю, чтобы четверть жалования вычиталась в счет оказанных медицинских услуг. Клятву принесу, как будете готовы. Можно в более торжественной обстановке.
— Чудесно! — я правда был рад. — У меня есть один вопрос, но ваш ответ
