о нем. Он учится на архитектора. Будет строить дома. Для людей, для жизни. Красивые дома.
Она заразилась этой жестикуляцией – шлепнула сырную нить на светлую джинсу. Соль, салфетки… Как неловко. Какая ерунда.
Счёт? Какой счёт? Мы здесь в семье. Дедушка бы не позволил – его гостья.
Неудобно.
Лоренцо стал серьёзен. Поерзал на стуле. Положил руки на стол.
Синьорина не знает? Не видела?
Что?
Он был сегодня на парах…
Так ты учишься сегодня? Сбежал?! Из-за неё? Лоренцо-о-о…
Нет, нет. У него будет просьба. Ему надо договориться о материалах для курсовой с архивистом базилики Санта-Мария-сопра-Минерва. Единственная сохранившаяся готическая христианская постройка в Риме. Шедевры Микеланджело, Филиппино Липпи, Бернини… Она же любит Бернини?
Очень!
Все знают об этом.
Кто – все?
На парах сегодня студенты смотрели ролик, где она напротив Прозерпины – плачет…
В щеках – пламя.
Смотри. Ты прекрасна. Так красиво плачут только русские женщины. Как Лариса в «Жестоком романсе».
Ты смотришь русские фильмы?! Удивление сушит подкатившие слезы.
Мама моей девушки – из России. Она очень любит старое кино. Это хороший фильм.
Хочется забиться в угол, смотреть на себя в экране, одной, без свидетелей, удалить, спрятать, стереть. Душевный стриптиз. Так стыдно.
Мне стыдно.
Нет. Это произведение искусства – про чувства. Это не стыдно.
Я была очень расстроена вчера…
Я понял. Но кажется, кажется, что это слезы восхищения. И он хочет ещё попросить…
О чем?
Дедушка работал инженером в галерее Боргезе. И постановщиком света. Она знает, как много значит свет? Правильный свет даёт шедевру жизнь. Неправильный – убивает. Убит весь второй этаж галереи. Бессмертные полотна гибнут под пятнами редких точечных светильников. Куски и блики – посетители проходят поспешно, равнодушно, а там Караваджо, Брейгель…
Не люблю Брейгеля.
О, невозможно любить всё. Экономия, недостаток финансирования… Но первый этаж дедушка отстоял. И он бы так хотел показать дедушке, как отраженный бесчувственным мрамором свет, так профессионально выставленный им свет, оживает на её одухотворенном лице…
Лоренцо, дай мне время, Лоренцо.
Может, когда синьорина уедет?
Да, так будет хорошо!
Дедушка будет счастлив!
Дедушка заслуживает. Лоренцо, я теперь знаменитость, узнаваемое лицо?
Если заплачет, Лоренцо смеётся. И только среди узких специалистов… любителей Бернини… поклонников галереи…
Достаточно! Она улыбнулась. Покажи мне свой Рим, Лоренцо.
Лоренцо посмотрел на её ноги.
Она прикрыла пятно на брючине.
Хорошая обувь – кроссовки. Синьорина хочет пройти тихими улочками?
Да! Расскажи про свою девушку, Лоренцо.
Я сегодня гид по Риму! Но улыбался, довольный.
Я заплачу, как гиду…
Протестующий жест.
…но мне нужен не столько гид, сколько собеседник и спутник в этом дне и в этом городе.
Они вышли из ресторана, нырнули в переулок – пахло не очень, – миновали тесный дворик с полотнами белоснежных простыней, очутились в толпе туристов, проскочили насквозь сувенирную лавку.
– Лоренцо! Лоренцо! Бамбино!
Это моя тётя – быстрый поцелуй в щеку.
Пустая улица. Запасные выходы домов. Пакеты с мусором у дверей. Потеки.
Это тоже Рим. Я вырос здесь. Это не страшно.
Не страшно. Веди.
Моя Мишель такая красивая! Начал свой рассказ Лоренцо. Глаза Бемби, аккуратные губки, фарфоровое личико, длинные русые волосы. Такие мягкие волосы – это от мамы…
Она учится вместе с тобой?
Совсем нет! Она учится в колледже – изучает языки. Это очень хороший колледж – не всех берут. У неё грант – такая способная, моя Мишель!
Столько гордости, будто сам воспитал. Любит.
Ты любишь её, Лоренцо? Она нравится твоим родным?
Мишель – член семьи! Ей уже приготовили подарок на Рождество!
Любишь?
Больше жизни!
А она?
Лоренцо опустил глаза, зарумянился, улыбнулся тихо. Я уверен – да.
Прекрасные дети. Доверчивые, небитые, любимые. Ты обучен любить, Лоренцо. Ты многими так навечно любим. Ты сумеешь жить полумерой, полуправдой, таясь и укрываясь? Согласятся лгать твои ореховые глаза?
Это навсегда, Лоренцо?
А как ещё?
Ух как.
Мы не будем приближаться к Пантеону – тянет её за руку Лоренцо, уводя от потока туристов. Смотри, слон Бернини!
На небольшой, зажатой зданиями площади – каменная стела с кругленьким милым слоником у основания.
Какой смешной!
Э! Бернини никогда не видел слона! Это его представление о слоне. Похоже, по-моему.
Похоже, Лоренцо, очень похоже.
Нам сюда.
Прямоугольное, бледное, невзрачное здание. Голуби, пунктиром на горизонтальных выступах, жмутся к нагретому солнцем камню. Редкие туристы разложили карты-путеводители на ступенях.
Лоренцо с усилием распахнул высокую дверь. Я постараюсь быстро – скрылся за неприметной низкой створкой в нише.
Миры и вселенные! Задохнулась синим в золоте! Киноварью бешеной.
Она прошла под высоким, стрельчатым сводом в эхе своих шагов. Села на скамью напротив алтаря, сползла, уперев затылок в деревянную спинку.
Рассеянный свет витражей, столпы и струи. Орган, первым аккордом – глухим, плотным, поднимающим… Для неё одной… обхватил, распял, промыл, наполнил…
Здесь отрекались Галилей и граф Калиостро… Здесь Версаче вдохновился синим с золотом… Доминиканцы…
Молчи, Лоренцо.
Я ведь недолго?
Молю тебя, Лоренцо – помолчи.
4
У синьорины синие глаза.
Это отражение, Лоренцо.
Синьорина очень чувствительна.
Давай просто пройдёмся, Лоренцо. Есть рядом какой-нибудь парк?
Апельсиновый сад, как раз вызрели апельсины. Всего двадцать минут пешком, часть пути вдоль Тибра, по набережной.
Прекрасно, Лоренцо!
Кривые переулки с детьми, гоняющими мяч, ослик с длинными седыми ресницами, привязанный к дуге велосипедной парковки, улицы, забитые туристами…
Лоренцо, когда уже набережная?
Вышли к реке. Зеленовато-коричневая, мутная, желтоватая в бликах вода, казалось, поглощала солнце. Она перегнулась через парапет, всматривалась, будто пыталась на глаз определить состав воды. Скривилась.
Это горная река. Много песка. Вода чистая, почти. Город следит. Заступился Лоренцо.
«Мутные воды Тибра», да, Лоренцо? До нас и после нас… и во все времена.
Мутные и мутные. Было приятно идти вдоль воды, почти никого не встречая на своём пути, под кронами невысоких деревьев, крошить подошвой пересохшие, буроватые палые листья под аккомпанемент голоса Лоренцо: посмотрите туда, посмотрите сюда, – чувствовать тепло солнца на лице… Идти и идти.
Мы пришли в район Авентино, самый красивый из семи холмов. Отсюда открывается фантастический вид на весь Рим. Парк Савелло, или Апельсиновый сад, – место романтических встреч, свадебных фотосессий, любимое место горожан. Здесь не бывает многолюдно…
Лоренцо, а где апельсины?
Синьорине не повезло – урожай собран. Посетителям всё равно запрещено рвать апельсины – везде таблички. Но если очень хочется…
Лоренцо подбежал к каменной ограде, отвёл рукой живое полотно плюща —подобрал два небольших, неправильной формы оранжевых плода: э вуаля!
Французский?
А, Мишель учит.
Они съедобны?
Ну-у-у-у-у-у-у, если синьорина любит смесь лимона с грейпфрутом, то да.
Они шли по центральной, покрытой мелким щебнем аллее. Небольшие апельсиновые деревца на зеленом газоне, отдавшие свои плоды, казались безликим подшерстком леса гигантских деревьев.
Лоренцо, почему в Риме деревья такие…
Величественные?
…испуганные? Будто земли эти изначально населяли жирафы и они съедали все ветви, кроме верхушек, и деревья, спасаясь, тянулись вверх, к небу, и вот наконец вырвались… и да, теперь величественно, свысока наблюдают мирскую
