сильнее сжал ее в своих объятиях, когда вновь представил ее одну на улице ночью. И страх за нее снова овладел мной. Блядь к себе привяжу, чтобы никогда от меня не отходила больше.
— Свадьбу, — прошептала она, — не всю… только, как ты кольцо мне на палец надел и сказал, что никогда меня не оставишь.
Я улыбнулся.
— Не оставлю, Сонь. И сдержу обещание.
Чего бы мне это ни стоило!
Соня совсем успокоилась в моих руках, поглаживая пальцем пуговицу на моей рубашке. Я уткнулся носом в ее волосы. Моя девочка так приятно пахнет… Мой дом.
— Ты обещала спать в моей постели. Это… — я сделал движение рукой в сторону кровати, — не моя постель.
Я видел, как она улыбнулась, а потом, подняв на меня глаза, прошептала:
— Поехали домой.
* * *
Я взял ее за руку, и мы вернулись на кухню. Миха оторвался от своего телефона и посмотрел на нас:
— Уходите что ли?
— Прости, что… — Соня замолчала, видимо не найдя слов продолжить.
— Да брось, золотце, я тебе всегда рад, — он улыбнулся, — тебе нужен выходной или ты придешь завтра в студию?
— Приду.
— Не придет, — произнесли мы одновременно.
— Какое поразительное единение душ, — философствовал этот черт, улыбаясь.
— Я приду, Миша, — проговорила Соня и посмотрела на меня, — и у тебя тоже работа.
— Я так рассудил, что нам нужен день вместе завтра.
Соня улыбнулась и помотала головой.
— С тобой мне нужна вся жизнь.
* * *
Я сидел на постели и ждал свою жену, которая, кажется, вечность провела в душе, а теперь слишком долго копалась в гардеробной.
— Сонь, ты чего тут застряла? — Она резко обернулась и сильнее закуталась в махровый халат, который ей был до нелепого велик.
— Я… искала что-нибудь, в чем я спать смогу, — как-то неуверенно проговорила она.
Мы что, опять вернулись к этой точке?
— Зачем, Сонь?
Я будто видел, как шестеренки в ее голове закрутились. Так усиленно она думала над ответом.
— Мне холодно… Ищу пижаму какую-нибудь или… что-нибудь.
— У тебя отродясь пижам не было. — Я подошел к ней и, взяв за руку, потянул в спальню, — я тебя согрею, малыш. — И с этими словами стал снимать с нее халат, а она вцепилась в него руками и с тревогой посмотрела на меня.
— В чем дело?
Она помотала головой.
Я прищурился.
Она снова посмотрела на меня, сглотнула и будто бы сдаваясь, стала развязывать пояс халата.
— Я упала… сегодня… на лестнице, когда, — она посмотрела на меня мельком, — за тобой вышла…
— Блядь, — вырвалось у меня, когда я увидел огромный синяк на ее бедре размером с две мои ладони. Просто блядь все бедро синее.
Я взял себя в руки и усадил ее на кровать. Невесомо провел пальцем по синяку.
— Болит?
— Уже не так сильно.
Блядь.
Кажется, я слышал, как скрипнули мои зубы.
— Надо лед приложить. Отек сильный. И мазь у нас вроде была… Посиди, я сейчас вернусь.
Соня кивнула.
Спустя пять минут я вернулся в спальню. Соня лежала на боку. Я присел рядом и сдвинул халат с ее бедра.
— Готова?
Она кивнула, и я приложил холодный компресс к ее ноге. Соня дернулась, и я погладил ее по бедру рядом с синяком.
— Почему скрыть от меня хотела?
Она судорожно вдохнула.
— Не знаю, — сказала она негромко, — волновать не хотела, наверное.
Я всегда волнуюсь за нее.
— Давай договоримся, — я дождался, пока она посмотрит на меня, — ты не пытаешься больше ничего от меня скрыть, даже если это заставит меня волноваться. Особенно, — с нажимом произнес я, — если это заставит меня волноваться.
Она снова кивнула.
Я убрал лед и выдавил на ладонь немного мази, а потом, стараясь не сильно давить, начал втирать в ее бедро.
— Больно?
— Порядок.
Блядь. Сколько ж этот синяк будет сходить… Может есть еще какое-нибудь средство…
— Запереть тебя дома уже не кажется мне безумной идеей, — продолжил я втирать мазь. С моей девочкой постоянно что-то случается.
Соня вдруг заговорила, отвлекая меня от мыслей о ее бедре:
— Я так и не стала принимать таблетки… ну те… — она не договорила, но я и так понял, о чем она.
Я посмотрел на нее и улыбнулся.
— Рад это слышать.
Больше всего на свете я хотел, чтобы Соня всегда была со мной. Но было и еще кое-что, о чем я отчаянно мечтал и о чем мы особо не разговаривали, потому что я не хотел давить на нее. Ждал, пока она сама захочет.
Ребенок.
Наш ребенок.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
И я вновь посмотрел на нее. В ее глазах ожидаемо стояли слезы. Я улыбнулся. Мне нравилось, что она такая, всегда открытая на эмоции. Ничего от меня не скроет. Никогда.
Я обхватил ее щеку.
Я так давно не слышал от нее этих слов…
Теперь моя девочка окончательно вернулась ко мне.
Глава тридцатая
Два месяца спустя
— Давай, Соня, ударь его по яйцам, — прокричал Миша, развалившись на садовом диванчике, что стоял во дворе его дачи.
— Я не могу, — проговорила я, — его яйца мне очень дороги.
Артем и Миша все-таки загорелись желанием научить меня некоторым приемам самообороны. И Артем сейчас делал вид, что нападает на меня сзади, обхватив одной рукой чуть выше груди, а другой поглаживая мое бедро.
— Сопротивляйся, малыш, — прошептал он мне на ухо.
— Я не хочу, — так же негромко проговорила я, чувствуя, что абсолютно не хочу его сейчас отталкивать. Скорее наоборот…
— Соня, мы занимаемся сейчас важным делом.
— Хочу тебя, — выдохнула я, повернув голову в сторону и уткнувшись глазами в его подбородок.
Артем на мгновение сильнее прижал меня к себе, а потом, отстранившись, подхватил меня и закинул себе на плечо.
— Что ты делаешь? — Смеясь, проговорила я, и пыталась совладать с дыханием, которое он вышиб из меня таким приемом.
Артем хлопнул меня по ягодицам, обтянутым джинсами.
— Надо было лучше сопротивляться, теперь ты схвачена и назад дороги нет.
— Куда ты ее, мать твою, понес? — Раздалось нам вслед.
— Буду учить ее другим вещам, — прокричал он Мише.
Я попыталась поднять голову и посмотреть на него. Миша улыбался, качая головой.
Артем принес меня в комнату, в которой я уже однажды здесь ночевала, и бросил на кровать. Тут же стянул с себя футболку и взялся за молнию своих джинсов.
Я так же молниеносно сняла свою футболку, бюстгальтер, расстегнула джинсы и, приподняв задницу от кровати, начала их снимать сразу вместе с трусиками. Артем, уже полностью голый, помог мне,