подарил ей собаку породы вольфхунд, с полностью чёрным окрасом. Суку. Они вырастают до вполне внушительных размеров и похожи чем-то на волков. Надо признаться, такой счастливой свою жену я не видел со дня нашей свадьбы. Это было нечто. Хотя мне от этого лучше не становилось. С другой же стороны домой она теперь вряд ли кого-то приведёт. В этом я точно не прогадал. Но мне было всё равно плохо, и, казалось, всё стало только хуже. Всё шло кувырком, я ненавидел мир вокруг. Я будто бы превратился в жестокого и безжалостного монстра. Ты ещё там не уснул, Вадим?
– Нет, я максимально внимательно тебя слушаю, – всполошился Верстаков, возвращаясь из своих мысленных представлений об услышанном.
– Ну так… вот. Не стану я в подробностях рассказывать, что и как, скажу лишь, что Лана, так Поля назвала её, чувствовала мою ненависть и злость. И, разумеется, реагировала на это. Иногда жена пыталась защищать Лану, но тогда перепадало и ей тоже. И вот злосчастное тридцатое августа… Помню лишь то, что сижу на кухне, на полу, а на коленях лежит бездыханное тело собаки, на руках кровь. Полины не было дома уже два дня, но она взяла с меня слово, что я буду ласково обращаться с Ланой. Слова своего я не сдержал, как видится. Я положил тело в мешок, договорился с другом и отвёз на кладбище для собак, рядом с деревней Гончарово. Там раньше хоронили животных в связи с их массовой смертностью. Просто так, без крестов и табличек. Ну а что мне оставалось делать? Полине пришлось сказать, что собака убежала, что никоим образом не снимало с меня ответственности. Я всю ночь помогал искать её, хотя подозревал, что рано или поздно Полинка обо всём догадается.
И вдруг всё поменялось. Одним днём. Как по щелчку пальцев. Полина изменилась до неузнаваемости, всё стало налаживаться. Отношения, общение, её поведение. Всё. Я поклялся завязать с выпивкой, она пообещала быть только со мной. И вот через полгода мы решили купить видеокамеру. Денег было немного, потому камера снимала только на мини-кассеты. Это была весна две тысячи пятого. Март. Двадцать пятое число. Мы снимали всё подряд, что попало. Но потом Полина попросила меня кое-что сделать. Она хотела почувствовать, как это быть собакой. Ходить без одежды, на четвереньках, гулять на поводке и есть собачий корм. Мне почему-то показалось это забавным.
Для первого эксперимента она предложила привязать её к дереву, прямо в Ленинском парке. Чтобы полностью стереть страх наготы в людных местах. Почему-то не было вопросов о сакральном смысле или правильности. Это была просто забава.
Девятнадцатого июля мы отправились в парк, она разделась, я обвязал её руки вокруг огромного дерева. Она простояла там больше получаса, рискуя быть увиденной отдыхающими в парке людьми, которые изредка, но попадались. Потом ей начали приходить в голову и вовсе безумные идеи, одна нереальнее другой. Я, словно зомбированный ими, выполнял всё, что она просила.
Однажды хотели купить поводок с ошейником для неё, но не нашли подходящего и на время ограничились простой верёвкой. Один раз, ради забавы, я таскал её по грязи и по лужам. Она меня сама об этом просила. А однажды мы с ней здорово поссорились и я толкнул её, она упала и ударилась ногой об камень. Назло мне она пошла по шоссе, чтобы уехать с первым попавшимся водителем, который её заметит и остановится. Я не допустил этого, представляя итог такого спасения. Ну сам подумай. И, главное, ей всё это понравилось, как она позже мне призналась. Да и мне тоже, если честно.
Есть одно местечко, вверх по реке, в лесу, возле водопада. Мы раньше часто ездили отдыхать туда. Заброшенный домик и небольшая полянка на обрыве, с видом на Неру. Мы наконец-то купили хороший поводок для неё, весь вечер гуляли, но потом она вдруг попросила не впускать её в дом и оставить спать на улице. Я так и поступил, хотя ночью всё же прикрыл её своей курткой, чтоб она не замёрзла насмерть. Когда я разбудил её утром, она была уже синяя от холода, глаза стали пустыми, сама вся тряслась как осиновый лист на ветру. Я почему-то был злой на неё за это. Но она ведь не заслужила всего этого.
А потом она предложила ещё кое-что. Сначала я просто подвешивал её за руки и лупил палкой по спине. Ей было мало и она попросила взять нож и порезать её. Я поначалу был не в восторге от этой идеи и в тот раз не смог. Через пару дней она уговорила меня попробовать ещё раз. И вот тогда я сделал то, что она просила. Раз за разом я оставлял ей порезы, один сильнее другого, но она всё продолжала улыбаться и наслаждаться процессом. Из её ран текла чёрная кровь. Тогда до меня и начало всё доходить. Всё это ты, наверное, уже видел на кассете с маркировкой «03401», да?
– Да, всё верно. Всё, что ты рассказал было на плёнке. Я так понимаю эту кассету нашли вместе с твоим… телом? Якобы твоим?
– Ну выходит, что да, – развёл руками Николай.
– Так она была при тебе?
– Скоро и до этого дойдём, слушай дальше. На следующий день, проклятого тридцатого августа, когда я вернулся с подработки, она попросила меня сделать ещё кое-что, несложное, но очень важное для неё. Вела себя странно, нервно и взволнованно. Я был, естественно, не против. Мы взяли камеру и на сей раз отправились в один из заброшенных цехов «Камня». Ты его мог видеть на записи сегодня. Я думал будет, как обычно, прихватил верёвку, поводок… но всё шло к другому. Полина подала мне револьвер и попросила… выстрелить в неё. Убить. И похоронить рядом с Ланой. Впрочем, ты всё и сам видел. Полинка поставила новую кассету, о чём я тогда не знал. Утром она записала мне послание, где всё разложила по полочкам. Его я посмотрел гораздо позже. Мне стало всё куда яснее.
– Постой ка, ты ведь разбил камеру. Как ты потом на неё снимал? У тебя ведь была ещё одна запись.
– Я не разбил камеру, от удара куском бетона она просто перестала снимать и немного треснула сбоку. Но она всё ещё работала.
– А, ну… понял, извини. Что было после? – спросил Вадим.
– А вот дальше начинается интересное. Ты готов это узнать?
– Скажи ещё, что дальше там появилась Анна.
– Э… а ты откуда это знаешь?! – удивлённо вскрикнул Николай.
