вам нужно готовиться к экзаменам, а я хочу поспать.
Глава 26
Не хватило мига
Я каждый год забываю о том, кто я,Для чего я сейчас расстроенИ зачем по щекам слезы.Я не хочу уходить,Я хочу быть ближе,Знать, что мы одним воздухом дышим,Разделять между нами микробы.Катя милтей. Вспомни меня
Их пальцы опустились на экраны телефонов одновременно.
Ее – чтобы отправить длинное сообщение, которое печатала, не попадая по буквам от застилавших глаза слез. Которое стирала и набирала заново, потому что с каждым его сообщением, ранящим не хуже ножа в спину, ее сердце пропускало удар, и она пыталась снова поймать за хвост ускользающую мысль, ту самую формулировку, которая поможет вернуть доверие. Которое она скопировала, а потом удалила, чтобы коротко ответить на его последний вопрос: «да». Да, она была с ним настоящей. Которое хотела после этого «да» вставить обратно и отправить.
Его – чтобы не дать этому сообщению, да и всем другим, которые могли бы последовать за ним, прийти. Потому что не смог найти силы выслушать ее и, возможно, в очередной раз закрыть на все глаза. Потому что снова доверился и снова обжегся. Потому что хотел поскорее забыть все счастливые моменты и оставить в голове от Веры всего лишь пустую бездушную оболочку очередной бывшей.
Вера смотрела на красный восклицательный значок рядом со своим голубым оборонительным полотном, которое собиралась выставить как щит, чтобы отразить кинжалы слов, которые кидал в нее Илья. Не хватило мига, чтобы оно дошло до адресата. Теперь под этим вымученным сообщением, содержанию которого нужно было уже давно появиться на свет, красовалась зловещая надпись:
«Пользователь ограничил круг лиц, которые могут ему написать».
Не успела. Ее опередили. Она начала перебирать в голове события сегодняшнего вечера. Где же прокололась? Что навело Илью на мысль написать ее выдуманному брату? Или кто? Или Громов уже давно все понял и просто ждал подходящего момента? Хотя важны ли причины, когда уже все кончено и потеряно? Надо было раньше, Настя была права.
«Вот и доигралась», – грустно подумала Вера.
Встретились как-то два игромана – только это не начало глупого несмешного анекдота, а горький кусочек их с Ильей жизни, который они прошли вместе.
Она была одержима игрой на сцене. Зависима от перевоплощений в других людей. В тех, чья жизнь была, как ей казалось, проста как таблица умножения, в то время как ее собственная походила на выражения с интегралами, которые она так и не научилась решать, потому что ушла после девятого и забыла о математике. В тех, у кого не было настоящих проблем, потому что этих людей никогда не существовало. Или, наоборот, в тех, у кого проблем было слишком много, а их ненастоящая жизнь была настолько несчастной, что Вера понимала, что у нее на самом деле все не так уж и плохо. Она была так одержима игрой, что играла каждый день, даже рядом с близкими и любимыми. Особенно рядом с близкими и любимыми. Думала, что так окружающим будет легче. Папе будет не так тяжело пережить боль утраты, если рядом будет маленькая копия его покойной жены. Ксения, новая жена ее отца, не будет чувствовать, что занимает чужое место и в жизни, и в сердце мужчины, которого встретила в душном отделе и тут же полюбила, если его дочь улыбнется в ответ и скажет: «Добро пожаловать в семью». И не будет думать, что Вера ее ненавидит, потому что она не ее мама и никогда ею не станет, как бы ни старалась окружить любовью и заботой, если Вера будет отвечать тем же. Настино сердце будет меньше тикать из-за волнений за непутевую подругу, если эта подруга сделает вид, что все в порядке. Илье будет проще не разочароваться в людях, если она сохранит секрет, объединяющий ее и его бывшую. Пытаясь сделать лучше жизни других, она усложняла жизнь себе, нагружая свое математическое выражение ненужными дробями, иррациональными числами и факториалами, вместо того чтобы упростить его до единицы или нуля. С каждым днем Вера все больше забывала, кто она такая, сливаясь с каждым из персонажей, которого когда-либо играла. С каждым днем ей было все сложнее не соврать кому-нибудь по мелочи. Быть кем-то всегда проще, чем самой собой.
Она бессильно бросила телефон на кровать рядом с собой и прислонилась спиной к стене. Прикрыла глаза, прислушалась к себе. Холод стены проник под кожу и встретился где-то в районе сердца с ледяным ужасом осознания, что больше нет их с Ильей. Снова есть только он и она, разделенные таким большим шумным городом, но на этот раз никто не будет ее искать. Мерзкая липкая жижа лжи заливалась в горло, в нос, глаза и уши. Вера глубоко дышала, но ей не хватало кислорода, потому что Илья был им. Был всем ее миром, пока срок годности не вышел. Она его потеряла. Их отношения были похожи на вспышку молнии посреди ночного неба, которая лишь на секунду озарила небеса и исчезла так же внезапно, как и появилась. Пройдут годы, но вспомнит ли кто о ней? Только тот, кто очень любит майские грозы. Слушать себя было неприятно, мысли противными пиявками присасывались к коже и пытались выпить все жизненные соки. Чем дольше Вера слушала внутренний голос, тем больше ненавидела себя, так что просто заткнула уши наушниками, нажала кнопку, перемешивающую плейлист дня, и предприняла попытку заглушить его. Первый же исполнитель с первой же строчки поинтересовался, что она собирается делать, когда маски падут с лиц. Ее маску сорвали, и она не имела ни малейшего понятия, что ответить любимому исполнителю. Следующая. Чей-то муж, богатый как нефтяник, а она минутой назад рассталась с парнем из нефтехимического института. Следующая. Какая-то девочка из песни играла в «Мортал Комбат» и сама не заметила, как подсела на эту игру. «Забавно», – хмыкнула про себя Вера, пытаясь не провалиться в воспоминания о беззаботных днях, которые провела рядом с Ильей. В какой-то момент она поняла, что просто перелистывала каждую песню, из-за того что любая мелочь отсылала ее к нему. Палец заскользил, значок в виде двух стрелочек отказался нажиматься, Вера поставила песню на паузу, не понимая, почему экран ее телефона мокрый, но потом провела пальцами по своим щекам. Она включала музыку не чтобы плакать, но поменялись планы. Вера убрала наушники обратно в футляр. Лучше в тишине, чем так. Ей казалось, что она давно научилась рыдать бесшумно, но нет, разбудила свою соседку.
– Вер?..
Нет ответа.
– Вера? Ты плачешь там, что ли?
Нет ответа.
– Ты чего?
Нет ответа.
Настя поднялась с кровати и через мгновение плюхнулась рядом с Верой, которую пришлось сильно потрясти за плечо, чтобы вывести из слезного транса.
– Зай, ты чего?
– Опоздала я, вот чего. – Вера положила голову подруге на колени и прекратила себя сдерживать.
Сначала Вера, как песня, поставленная на повтор, говорила, что она дура, сама все испортила, и не нужно ее жалеть, потому что сама виновата. Потом с чего-то решила, что ничем не лучше женщин, которые торгуют своим телом, потому что тоже продалась, просто ее цена за ночь была несколько выше. Потом решила поставить себе диагноз патологической вруньи, не заслуживающей ничего, кроме страданий. Потом начала просить прощения, что закатила истерику посреди ночи, и теперь Настя не выспится. Вера еще раз убедилась, что она главный источник всех проблем близких.
– Может, еще не поздно все вернуть? – Настя боролась с желанием прибить подругу за все отвратительные слова, которые она сказала в свой адрес, и вместо этого просто гладила ее по волосам, по плечу и спине в безуспешных попытках успокоить. Максимум, что она сейчас могла сделать, – быть рядом. Когда-нибудь приступ слез и самобичевания закончится, и они смогут поговорить как взрослые люди. И желательно, чтобы это произошло поскорее.
– Ага… знать бы как… он кинул меня в ЧС… – из-за всхлипов слова стали невнятными.
– Ну ЧС и ЧС, что бубнить-то. Сейчас что-нибудь придумаем, и сделать это будет легче, если ты прекратишь мне пижаму мочить, а то еще немного, и мне начнет казаться, что я описалась.
Вера издала смешок.
– Блин, это что,
