биение его сердца, меня вдруг охватывает оно. Ощущение дома, которое отсутствовало у меня с тех пор, как я въехала в квартиру.
– Не очень гладко, – слегка преуменьшая, отвечаю я на вопрос Яспера.
– То есть?
– Она меня фактически выгнала.
Яспер слегка приподнимается со мной на руках и с ужасом смотрит мне в лицо.
– Что?! Правда?
– Да. Когда я объяснила, что ее действия в отношении меня можно назвать расистскими, она почувствовала, что я на нее нападаю. – Я легко давлю ему на плечи и заставляю снова лечь. Затем слово в слово передаю наш разговор и чувствую, как внутри разгорается пожар. Мое сердце бьется чаще, и я с трудом сохраняю самообладание.
Но Яспер быстро успокаивает меня, рисуя кончиками пальцев легкие, как перышко, круги на моем плече.
– С тех пор мы не разговаривали. Хотя меня сегодня целый день не было. Думаю, это конец.
– Может, ей просто стыдно с тобой разговаривать. Оно и понятно, учитывая, какой дерьмовой была ее реакция на твои слова.
– Гм-м… не знаю. Она знатно разозлилась. Ее трясло, и я боялась, как бы ее не хватил удар.
– Еще один повод стыдиться.
– Или завтра утром я найду конверт, а в нем – уведомление об увольнении.
– Так далеко она не зайдет. А если и зайдет, мы натравим на нее мою Ма, договорились? Не волнуйся. Мы справимся.
Услышав слово «мы», благодарно улыбаюсь.
– Кстати… как твои мама и тетя? – снова меняю тему я. Тема расизма меня чересчур расстраивает, и я заметила, что мы говорим только обо мне. И я не знаю, как дела у него.
Яспер смеется.
– Сегодня Международный день резкой смены темы?
– Не такая уж и резкая смена на этот раз, – улыбаюсь я. – Ты сам заговорил о своей Ма.
– Ладно. Ты опять права.
– Итак… Как дела у них обеих? – Цель моего вопроса еще и в том, чтобы выяснить, злятся ли они на меня. Вера и Фатима были для меня как вторая семья. От Веры мне достался, пожалуй, лучший в мире рецепт булочек с корицей – старинная традиция, которую передала ей ее бабушка. А Фатима в прошлом году использовала свои контакты еще со времен учебы в Стэнфорде, чтобы найти мне работу, позволившую оформить визу для программы Work and Travel[7]. Когда я решила продлить свое пребывание в США и тем самым разбить сердце ее сына, у меня почему-то сложилось ощущение, что я предала Фатиму или воспользовалась ею. Встретят ли они меня так же радушно во второй раз, если мы с Яспером снова сойдемся?
– С ними все в порядке, – начинает Яспер. – Не сказать, что они обрадовались, что я решил не приезжать домой на каникулы, но… в остальном все хорошо. – Я чувствую себя виноватой: Яспер остался в Любеке, чтобы избежать встречи со мной. В то же время я рада, что у нас возникла одна и та же мысль. – О! А еще есть супер-мега-классные новости, даже если они не такие уж и новые. Хотя… для тебя новые. – Я улавливаю в его голосе ухмылку и эйфорию.
– Расскажи! – ухмыляюсь я в ответ.
– Нет. Ты должна это увидеть. Я скоро вернусь. – Он отпускает меня, вылезает из постели и выходит из спальни.
Скорее всего, чтобы взять мобильник. Я угадала – буквально через несколько секунд он возвращается с телефоном в руке. Я снова лежу в его объятиях, прижавшись головой к его груди, и спрашиваю:
– Хочешь показать мне фотографию?
– Нет. Много фотографий. – Телефон распознает его лицо и открывается. Яспер заходит в приложение «Фото», прокручивает вверх и…
– Боже мой! – Я чуть не плачу от радости, когда вижу первые снимки. На них Фатима и Вера в красивых платьях, перед шикарным домом, обе с счастливыми улыбками. – Значит?..
– Ага! Девятого апреля они купили новый большой дом. После этого была вечеринка.
– Ух ты! – Я улыбаюсь так широко, что уголки губ едва не сходятся на затылке. – Фатима и Вера такие красивые! – Меня трогают и восхищают их винтажные кружевные платья. Но на следующем фото появляется Яспер, и у меня перехватывает дыхание. На нем синий костюм с галстуком, волосы зачесаны назад. Я узнаю этот образ – со снимков с Фионой. Вероятность того, что эти фотографии могли быть сделаны на вечеринке, хлещет меня как пощечина. Это означало бы, что он познакомил Фиону с семьей и что у них назревало что-то серьезное. По крайней мере, более серьезное, чем я предполагала. И даже когда я вспоминаю, что он уже порвал те отношения, роман или что бы там ни было, даже когда я напоминаю себе об обещании не поднимать эту тему, рот открывается сам собой: – Ты был там с Фионой?
– Что?! Нет! У нас не было таких отношений. – Он кладет смартфон на матрас и поворачивает меня лицом к себе, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Прости, что я снова об этом заговорила, – бормочу я, виновато глядя на него. – Я заметила, что на фотографии на тебе та же одежда и прическа… и… я подумала… – Я гримасничаю, чувствуя себя полной дурой. – Это смешно. И не мое дело, кого ты приглашаешь на свадьбу своих родителей.
– Единственный человек, которого я хотел бы видеть рядом с собой в тот день, сейчас лежит в моих объятиях. – Он притягивает меня к себе и прижимается лбом к моему. – Костюм я купил специально к этому событию, потому что, насколько ты помнишь, у меня его не было. Вот почему у меня он только один. – Он едва слышно вздыхает. – Фото с Фионой было сделано месяц спустя на тематической вечеринке Джеймса Бонда. И туда я бы тоже предпочел пойти с тобой. Ясно? – Я киваю и с облегчением выдыхаю. – Но… получилось мило… Такая сценка ревности.
– Это еще не сцена ревности, – пойманная с поличным, гримасничаю я.
– Так оно и было.
– Нет.
– А как бы ты это назвала?
– Я… просто… наводила справки.
– Так-так. Справки, говоришь? – смеется он, и я смеюсь вместе с ним.
Наш смех не только заполняет комнату, но и обостряет мои чувства. Он проникает в каждую клетку моего тела, когда я смотрю на Яспера. Откровенно пялюсь. Потому что никак не могу насытиться этим зрелищем. Его ямочками и сексуальными морщинками в уголках глаз, которые постепенно разглаживаются, когда он снова становится серьезным. Веселый блеск в глазах сменяется знакомым мне выражением, от которого меня бросает в жар. Он сглатывает, притягивает меня к себе и прижимается губами к моим. Он целует меня мощно и требовательно, из его груди вырывается то ли рычание, то ли стон. Но потом поцелуй становится медленнее и мягче. Как будто Яспер утолил свой голод, и теперь можно не торопиться. Я со стоном ощущаю животом его эрекцию. Я подталкиваю себя к нему, надеясь, что он откажется
