мировых войнах, архитектор позволил себе сохранить черно-белый драматизм Рованиеми, однако же приглушил его и перевел в другой регистр. Здесь мы скорее чувствуем драматизм жизни и истории как игры, шахматной или музыкальной. Так прихотливо складываются в прямоугольные формы, где-то окружая белизну оштукатуренных стен, где-то чуть вторгаясь на ее территорию, серые гранитные плитки, чье зерно светится на солнце, играет на фоне сплошной белизны окрашенных поверхностей.
Самым драматичным созданием Аалто стал основной корпус Технологического университета в Отаниеми, выстроенный из красного кирпича в 1964 году. Как в Сяюнятсало и Ювяскюля, здесь за вздымающимися «крепостными» стенами основного объема, на этот раз видимого издалека, скрыты большие лекционные залы. Теперь Аалто делает доминирующей при подходе к уличному фасаду здания огромнейшую красную башню над длинной горизонталью ленточного остекления университетских помещений. Стены башни образует столкновение плавно искривленной и прямой плоскостей, они словно бы заворачиваются друг в друга, чтобы на обратной стороне корпуса развернуться монументальным греческим амфитеатром. В отличие от пропорций и атмосферы ювяскюльских университетских построек, которые настраивают на лад дружеской домашней академии, в Отаниеми пропорциональный образный строй амфитеатра напоминает не столько о звуках лиры, сколько о воздухе, разорванном сигналами горна. Здесь высятся между двумя ярусами острых кирпичных стен, между четырьмя кирпичными красными флагами 12 рядов высоченных черных гранитных скамей. Вот место для общественных дискуссий, которое взывает к повышенной ответственности человека, овладевшего силой технологий.
Студентов и преподавателей, спешащих к амфитеатру – к боковым и тыльным входам в университет, – первой встречает построенная Аалто библиотека. Фасад ее раскрывается навстречу двумя крыльями разной длины, как протянутыми руками, зовущими узнать вначале о профессиональной мудрости человечества и потом уже спешить творить свое в университетских аудиториях. Слово «kirjasto» («библиотека») высечено на белом мраморе, и на фоне красного кирпича стен само по себе смотрится как драгоценность.
К нижним ступеням черного амфитеатра волной подступает трава террасного естественного склона. А над линиями скамей небо отражают четыре сплошные полосы окон, но до небес взгляду еще нужно долго подниматься по двум сдвиговым частям зеленой медной крыши, на броне которой бросаются в глаза вентиляционные отверстия, прорезанные, как силуэты греческих периптеров. Эти «храмины» – перфораторы воинственной зелени металла – то единственное здесь, что напоминает о веселом ироническом нраве Аалто. В остальном он серьезен и полон пафоса под стать задаче: вселить понимание грандиозности культурной миссии в умы молодых технологов новейшей цивилизации и их наставников.
С грандиозностью этой миссии были согласны все, но лишь немногие видели необходимость ее обратной связи с природой и культурой. Аалто до последних дней вел борьбу за признание этой обратной связи, и в здании университета метафоры войны (тут даже вентиляционные заборы во дворе сделаны в форме огромных труб красной меди, как на военных крейсерах, а углы здания окованы медью) запараллелены с метафорами творчества (стены факультета архитектуры решены в виде огромных выносных мраморных «чертежных досок», скрывающих в своих выступах боковые окна: вот сияющие белизной основы для новых форм). Необычность облика – университет в Отаниеми выглядит как инопланетный корабль, но не как пример архитектурного дизайна 1960-х – была, конечно же, откровенным вызовом уравнительной функциональности неомодернизма.
Получается, что самый известный финский архитектор ХХ века, с чьим именем связана не только архитектура, но и вся история страны, по своим взглядам на склоне лет был скорее маргиналом, чем центровой фигурой, воплощая сомнение в профессиональных канонах функционализма 1920–1930-х и 1960-х годов. И, может статься, именно благодаря этой его оппозиционной философии, которую из-за его славы и харизмы трудно было игнорировать, Финляндия не оказалась страной железобетонных термитников, и даже каркасные структуры здесь часто делают из клееного дерева, а стены модульных жилищ научились комбинировать из дерева и кирпича так, что можно на одной улице собрать четыре разных дома. Ну а сам образ дерева, соединяющего три мира, был «канонизирован» в год миллениума в здании концертного зала Сибелиуса в Лахти.
Неослабевающую мощь финской архитектурной мысли и, значит, живую жизнь финского гражданского общества лучше всего осознаешь именно в таких местах, как Лахти, Сейняйоки или, например, в Рованиеми, где Юхани Палласмаа в 1986 году незабываемым образом поставил пять гиперборейских колонн, словно причальные сваи, перед кирпичным зданием почты 1933 года, одним из немногих, переживших Вторую мировую, превратив его в Художественный музей Лапландии. В этих провинциальных городах непревзойденные создания Аалто оказываются соседями совершенных произведений архитектуры XXI века. Так, зал Сибелиуса, построенный Киммо Линтула и Ханну Тикка в бывшем промышленном районе на берегу озера Весиярви, раскрывает образ леса как основы благополучия народа и одновременно символ духовного устремления мира. В два стеклянных прямоугольника (большой – зрительного зала, и меньший – фойе) со стороны входа врезан невысокий кирпичный барак старинной паровой лесопилки середины позапрошлого века. Когда-то здесь пилили сосновый лесосплав и делали состояния на экспорте в другие, менее лесные страны. Теперь стена из кирпича – напоминание об индустриальной цивилизации – стоит свидетелем триумфа культуры постиндустриальной, обернувшей функционализм в кокон, откуда являются волшебные иллюзии, чтобы побуждать человека к творчеству, возвышать его над минимумом существования. В зал Сибелиуса – красивейший музыкальный театр, своими очертаниями напоминающий космическую лиру, входишь через храмовое пространство фойе. Здесь многочисленные деревянные фермы под потолком собраны в кроны над деревянными столбами-мачтами, которые видны издалека сквозь прозрачные стены. Этот великолепный лес усиливает импульс потолка из Сяюнятсало с такой же мощью, с какой тема увертюры раскрывается в звучании оперы.
Свою последнюю церковь Креста Аалто спроектировал для Лахти и вписал ее в небольшое пространство между домами на вершине холма. С улицы виден боковой фасад, сделанный из кирпича красновато-песочных тонов. Окна высятся над стеной треугольниками прозрачных флагов – световых фонарей. По центру в эту стену на всю высоту вмонтированы небольшие квадратные окошки по четыре в ряд, а в четырех верхних рядах, кроме самого последнего, их по шесть. Эта простая абстрактная геометрия считывается и как крест, и как архаическая человеческая фигура. Внутри здания – гигантский человек-окно, ростом подобный средневековым святым Христофорам, освещает лестницу, взмывающую на второй этаж, на хоры. Структура церкви базиликальная, интерьер спланирован по модели Вуоксенниски с органом на стене, напротив входа. Но тут Аалто разомкнул церковное пространство, сделав сплошное остекление под хорами, впускающее внутрь через окна вековые деревья сада. Тем самым он превратил динамику взлета, как в церкви Трех крестов, в движение свободного перехода изнутри наружу. Прихожанин, сначала увидевший церковь как стену, крепостную или заводскую, с ячейками окошек, внутри убеждается в том, что преград между мирским и духовным как таковых нет, а есть покой в равнодействии центробежных и центростремительных сил, есть волны
