провёл внутри её тела, покинул его и... Ничего. Ямато не стала НИСом даже когда пространство в её душе снова сделалось свободным.
Но почему?
Обыкновенно, в этом деле действовал тот же принцип, который даровал призванному фамильяру независимость, стоило мне только покинуть его тело. Однако Ямато была разумнее, нежели безмозглое призванное существо, и когда она пришла в себя, то смогла взять контроль над своей психикой.
Таким образом, она стала настоящим Стражем.
Что это значит? Что мне нужно сделать то же самое с этим ребёнком. Мне нужно закрыть «разлом», который проделали в его психике звуки Вестника.
Но как это сделать? Провести сеанс психиатрии с ново... Простите, ещё не рождённым младенцем? Бред. И всё же я не отчаивался. Напротив, я вошёл в угар. Я решал всё новые и новые задачи. Один за другим, в моём сознании разбивались барьеры. Мне просто нужно было поддерживать этот темп.
И так, что же я могу сделать?
Пока ребёнок находится в утробе — ничего.
Значит, мне нужно его оттуда достать.
Я снова, оценивающе посмотрел на живот Киёко. Она была... На восьмом месяце, наверное. Неплохо. Если бы я мог... Стоп, я знаю!
Я осмотрелся, пытаясь найти сухое место и, когда ничего не обнаружил, мысленно извинился перед Ямато и присел на мокрый пол. Затем я оставил её тело и овладел сознанием ребёнка.
Вокруг сгустилась приятная тёмная влага.
Тогда я сосредоточился и попытался вспомнить ощущение, которое испытал совсем недавно, когда заставил огра снова обратиться гоблином. Затем я попытался сделать то же самое, но наоборот. Попытался провести «Эволюцию» моего маленького тела.
И у меня получилось. Несмотря на сопротивление, — я его чувствовал — которое оказывал материальный барьер этого мира, мои маленькие ручки стали расти, мои кости завибрировали, внутри меня стали стремительно разрастаться внутренние органы и мой мозг, прежде примитивный, становится всё более и более развитым... Наконец, когда на меня стали давить стенки окружающего пространства, я немедленно покинул это тело и вернулся в Ямато.
Девушка лежала на влажной и холодной плитке. Я резко приподнялся, поправил мокрые волосы и посмотрел на Киёко. Её живот раздулся ещё сильнее, тело её теперь ритмично содрогалось. Начинались схватки.
Так... А вот теперь начинается самое весёлое.
Я свалился на колени, стянул с женщины сперва юбку, затем колготки и трусы, и раздвинул её дрожащие, покрытые гусиной кожей белые ноги…
Водопад с потолка не просто не иссякал, но становился всё сильнее. Страшная антисанитария, и в этих условиях мне, МНЕ, мужчине (в теле школьницы) теперь нужно было принять роды...
40. акушер(ка)
Припоминая гравюры девятнадцатого века, я решил подвесить девушку.
Решил то я решил, но как это сделать не имел ни малейшего понятия. Мой взгляд обратился к потолку — там зияло большое, тёмное сквозное отверстие с лучиком света посредине. Десятки труб разливали бурные потоки, поднимая уровень воды в туалете. Та была неприятной, испускавшей металлический запашок.
Я вскинул руку и прошептал: «Амонус гранде». Вода стала стремительно замерзать. Не прошло и минуты, как отверстие закупорила плотна ледяная корочка. Тогда я снова посмотрел на Киёко и прочитал заклятие левитации.
Вдруг внутри меня точно разверзлась бездна. Проклятье... Зря я так расточительно использовал магию. Внутри меня оставалось маны только на два или три заклятия. Теперь нужно быть особенно осторожным.
Киёко воспарила прямо к потолку и легонько ударилась о ледяную корочку. Я сосредоточился и спустил её немого ниже. Расставляя голые, бледные, холодные ноги девушки в разные стороны, я думал: что дальше? Что теперь? Просто ждать?
Привести её чувства? Я никогда не видел, чтобы роды проводили под наркозом. Если бы такой вариант был возможен, в каждой больнице появилась бы такая функция за баснословную цену. Если же этого не делает, значит, на это есть дельные медицинские причины.
Ничего не поделаешь. Я махнул рукой, и глаза девушки медленно приоткрылись.
Сперва её зрачки были мутными, растерянными, как будто вязкими; затем на лице Киёко в одно мгновения промчались удивление, гримаса боли и безмерный ужас. Она приоткрыла свои накрашенные губки и хотела закричать, но вместо этого из неё вырвался стон, от которого всё её тело пронзил сильный толчок...
...Мой совет начинающим акушеркам: если роженица наотрез отказывается тужиться — напугайте её, напугайте по-настоящему, чтобы её схватил прямо животный, бешеный ужас. Даже заметить не успеете, как ребёнок окажется у вас на руках.
Спустя совсем немного времени, под душераздирающие крики мамы, маленькие красное тельце упало на мои руки и заблестели в беспощадном свете электрической лампочки. В моём сознании промелькнула забавная мысль. Когда я был ребёнком и ничего не знал о том, что происходит между взрослыми, но видел несколько раз родительные сцены в кино, я думал, что отец становится отцом именно тогда, когда перерезает пуповину. Что именно это делает его настоящим родителем.
Что ж. В таком случае поздравляю, Ямато — ты у нас теперь папа.
Я замахнулся булавой и одним ударом обрубил красную нить. Затем я снова усыпил Киёко, ощущая, как пустота внутри меня стремительно растёт, и осторожно опустил её на заледеневший пол, по котором переливались красные струйки.
Всё это время в моих руках мирно лежало маленькое, влажное, безумно горячее красное тельце. Кровь, смешенная с родильной влагой, просачивалась через мою рубашку. На секунду у меня застучало сердце, когда я заметил,
