class="p1">Секунды на раздумье. Замечаю, что к мосту приближается длинная баржа с огромными кучами песка. Если прыгнуть в момент, когда она будет проплывать внизу, можно здорово смягчить возможное падение.
– Ну давайте, но если я прыгаю, прыгают все, – делаю я ответный ход.
Вот она, любимая пацанская игра на нервах друг друга. Кто первый прогнётся, начнёт юлить.
Вижу, как друзей на секунду опрокидывает замешательство. Но Тима решает идти до конца.
– Прыгнем, прыгнем, ты главное пример покажи.
Карты розданы, козырь определён.
Я примериваюсь к прыжку. Площадка, на которую надо попасть, расположена в трёх метрах напротив и на метр ниже. Приземлиться ногами практически невозможно, зацепиться руками тоже не за что – всем телом ударишься об ограду. Зато справа идёт в сторону тонкая длинная арматура, напоминающая турник. Если удастся повиснуть на ней, зацепившись руками, есть шанс удержаться. Тем более, арматура слегка прогнётся и сработает как амортизатор.
Сердце выскакивает из груди. Я долго готовлюсь, ожидая, когда баржа окажется прямо под мостом. Кожей чувствую, как растёт градус напряжения. Назад дороги нет. Разбегаюсь и прыгаю. Не вижу и не слышу ничего вокруг, всё внимание абсолютно сосредоточено на спасительной железной планке, за которую нужно крепче крепкого зацепиться выставленными вперёд кистями рук с широко растопыренными пальцами.
Удар, сильный рывок, улетающие вперёд и вверх ноги, резкая боль в ладонях, будто разом сорвало несколько мозолей. Металлический скрежет арматуры. Рывок тела назад. И внезапное понимание того, что жив, получилось, и теперь остаётся самая малость – снова раскачаться и прыгнуть немного вперёд и вниз, на заветную ровную поверхность.
О это предательское ощущение ватных ног, когда кажется, опасность уже позади и до спасения остался один шаг. Оказывается, ватными бывают даже руки. Не прыжок, а эта внезапная слабость чуть не стоили мне здоровья и, вероятно, жизни. Сердце в груди вновь перешло на галоп.
– Спокойно! Ты уже перепрыгнул, – подбодрил меня Тима.
Я собрался и не отпустил железяку. Раскачался, как требовалось, разжал ладони и с громким шлепком пластиковой подошвы приземлился на площадку.
Теперь меня и друзей отделяла пропасть.
– Ну ты, блин, крутой, – выдохнул Макс.
Наступил звёздный час моего пацанства. Для закрепления эффекта в такие моменты лучше проявить великодушие.
– Я сейчас тут всё подробно осмотрю и спущусь, а вы не прыгайте, не надо, дело опасное, и мелкие точно не вытянут, сорвутся.
Вот так, всё-таки не удержался и ввинтил Славику острую шпильку. Нечего старших на словах подлавливать.
Ещё один случай тоже связан с железной дорогой, это опасное место точно не предназначено для игр. Жаль, мы тогда этого не понимали. На товарной станции недалеко от нашего двора формировали грузовые составы. Маневровый тепловоз, известный в народе под прозвищем Кукушка, затаскивал несколько вагонов на горку. Шипел, выпуская воздух, тужился и аккуратно сталкивал их вниз. Стрелочник заранее выставлял настройки, и докатка – несколько вагонов без тепловоза, катилась на нужный путь. С лестницы первого вагона иногда свешивался железнодорожник в оранжевом жилете. Если вагоны разгонялись слишком быстро, путевой рабочий размахивал флагом и его напарник подкладывал на рельсы тормозные клинья.
Из-под колёс сыпались искры, звучал глухой удар стыковки, толчки которого передавались вперёд, до головного вагона, закреплённого особенно устойчивыми клиньями. Иногда срывало даже их, тогда люди в оранжевых жилетах бежали вдоль пришедшей в движение гусеницы, на ходу пытаясь подбросить под колёса дополнительные стопари.
– Пятый на двенадцатый путь, семь два ноль, сцепка-резерв, – надрывался в динамике женский голос.
Сначала мы просто наблюдали. Однажды кто-то из нас запрыгнул на лестницу катящегося вагона и проехал несколько метров. Вскоре катание на докатках стало нашим любимым развлечением.
Как-то раз мы с Максом оседлали не просто докатку, а ведомый локомотивом товарный поезд. Макс зацепился первым и ждал меня на площадке вагона, а у меня соскользнула нога, и я повис на лестнице, как висят вниз головой на турнике. Друг поспешил на помощь, я сумел схватиться за его руку, но теперь нужно было подтянуться и вытащить ноги из лестничных проёмов. Поезд заходил в поворот, и против нас работала сила тяжести – тело клонило в сторону, по лицу неустанно хлестала придорожная лебеда. Внезапно я осознал, что вишу вниз головой, а поворот не даёт разглядеть возможное препятствие.
– Макс, тащи меня наверх, – крикнул я, из последних сил ухватился за него второй рукой и, надрывая мышцы брюшного пресса, вытянул тело. В тот самый момент из-за поворота показался длинный железный козырёк и мутный зелёный глаз железнодорожного светофора. Секунда, и козырёк, чиркнув по моим развивающимся на ветру волосам, исчез за поворотом.
Макс помог мне забраться на площадку, обоих потряхивало.
– Ещё чуть-чуть, и я бы вытащил всадника без головы.
– Просто не надо надевать кеды. У них скользкая подошва.
Мысли по дороге с работы: лучшая работа в мире
Я благодарен судьбе, что стал кардиохирургом.
В детстве с открытым ртом смотрел на работу спасателей из документального сериала «Служба спасения 911» и твёрдо решил помогать людям в экстренной ситуации.
Медицинский институт – лучший. С первого курса ты надеваешь халат и наполняешься ощущением собственной значимости. Мы учились в весёлое и шальное время на стыке девяностых и двухтысячных. С занятий по анатомии вываливались на Манежную площадь, в единственный на то время в Москве полноценный торговый центр, или на Площадь Революции, где каждую неделю строили какую-то сцену, проходили бесплатные концерты рок-групп.
Вообще, работа врачом в стационаре, в молодом, адекватном коллективе, под присмотром опытных учителей – почти идеальная история, и с неё начался мой путь в ординатуре. Ведь я из тех, кто не представляет, как можно весь день просидеть в офисе за компьютером. На мой взгляд, это очень скучно.
Про работу в стационаре снято множество сериалов, отечественных и зарубежных. Не зря всё, что крутится вокруг медицинского коллектива, привлекает столько внимания, работать в большой больнице действительно круто. Это целый мир, целая жизнь, где на смену шуткам или дружескому розыгрышу буквально через минуту приходит бескомпромиссная борьба за чью-то жизнь.
Это интересное чувство, когда ты становишься опытным клиницистом и уверенным в себе хирургом. Как-то раз, возглавляя консилиум, я на несколько секунд ушёл в свои мысли. Мне показалось, что всех сидящих вокруг врачей, ожидающего решения пациента, вытянувшегося по струнке ординатора, робко выглядывающих из-за двери студентов-практикантов, всего этого просто не может быть. Ведь я только вчера был пятиклассником, поднимающимся из-за парты, чтобы ответить перед классом на вопрос любимой учительницы:
– Алёша, а ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
Владивосток
